на земле бутылок этого драгоценного напитка. Тот, кто первым окажется у кораблей — шведы, Содружество, французы, — удостоится чести распить эту бутылку. — Он помолчал. — А если предприятие потерпит неудачу, пусть те, кто останется в живых, выпьют за тех, кто оказался у кораблей первым.
— Решено, — подхватил Оглторп.
— Ну что ж, друзья, — сказал Франклин собравшимся, — наше будущее гарантировано бутылкой коньяка. И теперь все мои сомнения развеялись, уступив место уверенности в успехе дела.
— Вот и хорошо, — сказал Филипп, — пусть эта бутылка останется у вас, вы ее и вручите победителю.
— Куда вы направляетесь, мадемуазель?
— Здравствуй, Елизавета. Ты так рано встала? — вопросом на вопрос ответила Адриана.
Елизавета пожала плечами:
— Вечером, меня постигло… разочарование. Я так долго думала над этим, а потом о многом другом… Так и не сомкнула глаз.
— У твоего разочарования есть имя?
— Карл фон Линней.
— Понятно.
— Знаете, он отверг мою любовь —
— И это не давало тебе уснуть до самого утра?
Елизавета опустилась на стул.
— Куда вы идете? — повторила она свой вопрос. — У вас же нога сломана.
— В моем деле нога не помеха.
Елизавета вздохнула и принялась изучать правую ладонь, водя указательным пальцам по тонким линиям.
— Говорят, по этим линиям можно прочесть судьбу человека. Я думаю, у меня нет судьбы. Она мне не нужна. Я, в конце концов, царская дочь. Да, Линней меня отверг. Нечто невероятное, тем более что никто не может сравниться со мной по красоте.
— Но он любит, Елизавета, а это другое дело.
— Знаю, — сказала цесаревна. — Раньше я в это не верила. Но чем больше я над этим думала, тем более меня интересовал вопрос, зачем он вообще был мне нужен. Оказывается, все из-за нее, мадемуазель. — Сцепив пальцы, она сложила руки на коленях.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что Эмили похожа на вас. Разумеется, она не такая красивая. Но ее ум… он рождает такие мысли, которые я не понимаю, как не понимаю ваши. Она превосходит меня в этом, и я ей завидую. Хочу быть такой, как она. Я хотела отнять у нее Линнея, чтобы доказать, что я лучше ее. Но мне это не удалось.
— Елизавета, здесь дело вовсе не в тебе.
— Я просто тупая. Разве не так? Примитивная, как животное?
— Нет и еще раз нет. У тебя светлая голова, но тебе никогда не хотелось сделать это очевидным для окружающих. Что же заставляет тебя это делать сейчас?
— Что? — Глаза Елизаветы округлились. — Конечно же, вы. Вы показали мне, какой может быть женщина. Вы мне так нравитесь, мадемуазель, как никогда не нравилась другая женщина. Я вас люблю даже больше своей матери. И я… я не хочу вас разочаровать. Но ничего не могу сделать! Все готовятся к битве, у каждого есть свое дело, только у меня его нет!
— Это неправда, Елизавета. Твои солдаты любят тебя. Они тебе беззаветно преданы. Посмотри на них.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ты разве не замечаешь? Они находятся в чужой стране, не знают языка, они вряд ли понимают, что на самом деле происходит вокруг, а очень скоро им придется отдать жизни в битве, смысл которой им неизвестен.
— Мой отец…
— Он не ты. Солдаты покинули Москву не ради него, ради тебя.
— Но что я могу сделать?
— Конечно же, тебе не надо вести их в бой. Тебе надо быть их цесаревной, подарить им надежду и тепло сердца.
— И это всё?
— Это великое дело, Елизавета. Не задумываясь, ты дарила им это в Санкт-Петербурге. Подумай, сколького ты сможешь достичь, поступая, таким образом, здесь.
Елизавета улыбнулась, но улыбка тут же сошла с ее губ.
— Да вы просто решили поднять мне настроение и избавиться от моей компании, не так ли?
— Нет, хотя мне действительно нужно идти, но то, что я тебе сказала, правда: твой немногочисленный отряд томится в неведении, и ты можешь рассеять это неведение и указать путь. Ты —
— Как вы этого захотели?
— Полагаю, что да.
Елизавета рассмеялась, смахнув слезинки с ресниц:
— Что ж, очень хорошо. А сейчас вы скажете мне, куда вы направляетесь?
— Принять участие в битве.
— Только не это!
— Это будет иного сорта битва, и только мне она по плечу.
— Тогда я пойду с вами!
— На эту битву призвали только меня. За мной не последовали даже мои студенты. Вы все нужны здесь.
Елизавета поднялась со стула, подошла к Адриане, опустилась на колени и положила голову ей на колени. Она заметно дрожала.
— Только не умирай, — прошептала она. — Возвращайся к нам, я обещаю, я выучу все уроки, все до единого.
— Ты в любом случае должна их выучить, даже если я не вернусь, — сказала Адриана.
Когда подготовка «Молнии» была завершена, Франклин вдруг понял, что нужно было проявить больше искусства стратегии в предстоящем бою, нежели просто отправлять трех генералов для уничтожения воздушных кораблей. Хотя они все-таки генералы и, вероятно, знают, что им нужно делать.
— Я заметил, вы не упомянули, какова наша настоящая цель, — сказал Улер, проверяя один из вентилей.
— А какой в этом смысл? Это только вызовет дополнительное смущение в умах, того и гляди, нам запретят реализовать задуманный план. Если мы его провалим, появятся машины тьмы и от нас ничего не останется. Успех обеспечен в том случае, если армия захватит корабли или по крайней мере, сделает их для нас безопасными. Если бы у нас было время построить настоящий военный флот, то все было бы по- другому, возможно, мы бы захватили их без особых усилий. В конце концов, нашему противнику так и не удалось создать эгиды, и в этом наше преимущество.
— Зато им удалось создать оружие, способное самостоятельно вести поиск эгид.
— Я учел это, — сказал Франклин, подойдя к кораблю.
«Молния» представляла собой подобие баржи, тридцать футов длиной и десять шириной, с квадратной кабиной. Обшивка стальная,
