Когда явились ангелы (сборник)

продвинутыми учениками, он выходил далеко за границы язвительности. В этой охоте за нутряным жиром он вонзал презрение, как гарпун, потрошил сарказмом, как разделочным ножом.

– Итак? – Старик погрузился под девушку и под воду еще глубже, до выпяченной нижней губы. – Der Kinder, кажется, заинтересовались законом укупоренной динамики? – Его пронзительный взгляд переходил с лица на лицо, но я чувствовал, что острие направлено на меня. – Тогда вас также, вероятно, заинтересует маленький бесенок, обитающий в этом сосуде, – демон Максвелла. Извините, дорогая…

Он сбросил судебную протоколистку с колен. Когда она вынырнула, отдуваясь и кашляя, он по-отечески потрепал ее по плечу.

– …будьте так добры, подайте мне брюки.

Она молча повиновалась – так же, как несколько часов назад, когда он велел ей не уезжать с государственным защитником из Омахи, который ее привез, а остаться с ним, с Вуфнером. Доктор вытер руку о штанину и залез в карман. Вынул оттуда шариковую ручку и чековую книжку. Потом, кряхтя, прошел по скользким дощечкам к самой яркой свече.

– Приблизительно сто лет назад в Британии жил физик Джеймс Клерк Максвелл. Он тоже был очарован энтропией. Ученый, он с большой любовью относился к чудесам нашей физической вселенной, и ему казалось жестоким, что все движущееся в нашем мире, все чудесные, вертящиеся, жужжащие, поющие, дышащие обречены на остановку, на смерть. Есть ли спасение от этой несправедливой судьбы? Эта проблема грызла его, и он с британским бульдожьим упорством грыз ее. В конце концов он решил, что нашел лазейку в одном из самых мрачных законов природы. И придумал он вот что…

Поднеся чековую книжку к свече так, чтобы всем было видно, он нарисовал на обороте чека простой прямоугольный ящик.

– Профессор Максвелл сказал: «Вообразите, что у нас есть ящик, запечатанный и наполненный обычным воздухом или газом, молекулы которого мечутся в темноте. В ящике есть перегородка, а в перегородке – дверца…»

Внизу перегородки он нарисовал дверцу с крохотными петлями и ручкой.

– «…И за этой дверцей стоит… демон!»

Он нарисовал примитивную тощую фигурку с тощей рукой, протянутой к дверной ручке.

– «Теперь представьте себе, – сказал наш профессор, – что этот демон обучен открывать и закрывать дверцу перед летающими молекулами. Когда он видит приближающуюся горячую, то есть быструю молекулу, он пропускает ее на эту сторону… – в правом отделении ящика доктор написал большую 'Г', – а когда подлетает холодная, медленная молекула, наш послушный демон закрывает перед ней дверь, оставляет ее в этой, холодной половине ящика».

Мы увлеченно наблюдали, как морщинистая рука рисует «X».

– «В результате, – рассуждал профессор Максвелл, – левая часть ящика будет охлаждаться, а правая – нагреваться. И не нагреется ли настолько, что сможет вырабатывать пар и вращать турбину? Конечно, очень маленькую турбину, но тем не менее способную генерировать энергию – бесплатно и внутри замкнутой системы. И таким образом мы обойдем второй закон термодинамики – верно?»

Доббз согласился, что это может получиться, он сказал, что встречал таких демонов и по мускулам их похоже было, что они справятся с такой работой.

– А, вот именно – мускулы. Через несколько десятилетий другой зачарованный физик опубликовал статью, где доказывал, что, если бы даже такую систему можно было построить и демона-раба заставить работать без жалованья, все равно он не обойдется даром. Ему нужны мускулы, чтобы закрывать и открывать дверь, – а силы нужно поддерживать. Словом, нужна пища.

Прошло еще несколько десятилетий. Следующий пессимист указал, что демону понадобится освещение, чтобы видеть молекулы. Еще часть энергии отнимается от производимой. Двадцатый век породил еще более пессимистичных теоретиков. Они настаивают, что маленькому джинну Максвелла требуется не только еда и свет, но и некоторая образованность, чтобы отличать достаточно быстрые, горячие молекулы от слишком медленных, холодных. Мистер демон должен записаться на специальные курсы, утверждают они. А это означает преподавание, транспорт, учебники, возможно, очки. Дополнительные траты. Все это складывается…

Итог? В результате векового анализа мир физиков пришел к печальному выводу: маленький механизм Максвелла не только будет потреблять больше энергии, чем производит, и стоить больше, чем заработает, – происходить это будет в нарастающей степени! Дети, это ничего вам не напоминает?

– Мне напоминает, – сказал мой брат Бадди, – атомные электростанции, которые строятся там, на севере, в Вашингтоне.

– Правильно, да, только еще хуже. Так. Теперь представьте себе, пожалуйста, что этот ящик… – он нагнулся над картинкой и заменил «Г» на «Д», – изображает познавательный процесс современной цивилизации. А? И на этой у нас «Добро». А вот эта сторона – «плохая».

Он заменил «X» на вычурную «3» и помахал картинкой.

– Наше раздвоенное сознание! Во всем его обреченном великолепии! И прямо посередине сидит этот средневековый раб, обязанный сортировать лавину опыта и отделять зерна от плевел. Он должен обдумывать всё – и с какой целью? С целью продвинуть нас в каком-либо отношении. Дать преимущество в игре на бирже, магистерскую степень, очередную ступеньку на лестнице великой белиберды. Предполагается, что, если наш раб нагребет достаточно «добра», мы будем сказочно вознаграждены. Но есть одна зацепка: он должен успеть до того, как обанкротит нас. А от раздумий у него сильный аппетит. Ему нужно много энергии. Прожорлив!

Рука его опустилась на воду, по-прежнему с чековой книжкой в двух пальцах.

– В наших счетах все больше убытков. Мы занимаем у будущего. У штурвала мы чувствуем какой-то ужасный непорядок. Мы теряем ход! Мы должны держать скорость или потеряем руль. Мы стучимся в кочегарку. «Кочегар, больше горячих молекул, будь ты неладен! Мы теряем ход!» Но от нашего стука он только больше хочет есть. В конце концов становится ясно: этого кочегара надо уволить.

Мы следим за рукой. Она погружалась в темные воды вместе с чековой книжкой.

– Но эти кочегары за прошедший век образовали прямо-таки морской профсоюз и заключили железный контракт, привязывающий их присутствие на борту ко всей остальной команде наших душевных способностей. Если Кочегар уходит, то и остальные уходят – от штурмана до помощника сфинктера. Возможно, нас несет на скалы, но нам остается только беспомощно стоять у штурвала и ждать, когда корабль пойдет на… дно.

Последний слог он протянул виолончельно.

– Увы, мои матросы, то, что я сказал, печально, но правда – наш славный новый корабль тонет. С каждым днем все больше людей среди нас погружаются в депрессию, или безвольно дрейфуют по морю антидепрессантов, или хватаются за соломинки, такие как психодрама и катарсис через регрессию. Фэ! Проблема вовсе не в прошлых фантазиях на горшочке. Ошибка, которую мы запрограммировали в механизме нашего настоящего, – вот что нас топит!

Чековая книжка скрылась. Даже ряби не произведя. Наконец завороженное молчание нарушил невыразительный голос судебной протоколистки:

– Тогда что вы советуете делать, доктор? Вы что-то придумали, я поняла: вы нас к чему-то подводите.

Этот голос был единственное невыразительное, что она привезла из Небраски. Вуфнер посмотрел на нее искоса; по лицу его струилась влага – словно какой-то фавн вынырнул из моря. Он вздохнул и поднял чековую книжку, чтобы с нее стекла вода.

– Сожалею, милая. Доктор ничего не придумал. Может быть, когда-нибудь. А пока что его продуманный совет – жить со своим демоном по возможности мирно, уменьшить запросы и довольствоваться меньшими результатами… а самое главное, ученики, постоянно стараться быть здесь!

Мокрая чековая книжка хлопнула по воде. Мы опять подскочили, как вспугнутые лягушки. Вуфнер сипло рассмеялся и воздвигся над водой, объемистый и белый, как сам Моби Дик.

– Урок окончен. Мисс Омаха? Студентка в такой отличной форме, надеюсь, не откажется проводить бедного старого педагога до постели?