— Извините, ребята, — сказала она, — Если бы лавка была моя, все было бы иначе. Не надела бы эту дурацкую шляпу, к примеру.
Я сказал ей, что лучше заплачу за приличный сэндвич с ветчиной, чем съем бесплатно три оладьи.
— Но кофе Меерхоффов мне запомнилось очень. Надеюсь, они не навсегда закрылись.
Миссис Келл сказала, что нет, не навсегда.
— Нет, Меерхоффы пошли смотреть на младшую в гонке вокруг бочек. Мистер Меерхофф сказал, что не разрешит ей участвовать в эстафете, если она не выиграет бочки, — а тогда он еще подумает.
Мы с Сандауном отказались, а Джордж немедленно слез со своего ветхого седла.
— Сарсапарель и мороженое в самый раз после сыра с ветчиной.
Я сказал, что, пожалуй, съезжу на наше место у ограды — хочу сам посмотреть, как обскачут одну нахальную девчонку. Сандаун поехал со мной:
— Джордж Флетчер выпьет лошадиную мочу, если дадут бесплатно.
Обскачут нахальную? Вряд ли. Мы подъехали к ограде как раз в ту секунду, когда Сара Меерхофф на своем гнедом пони обогнула последнюю, третью бочку. Обогнула впритирку, скользнув по клепкам бедром. Она вывела гнедого из поворота, легонько дернув повод, пришпорила и во весь опор помчалась к финишу. Остальных наездниц, до и после Сары, можно было не смотреть: судя по ее финишу, никто и приблизиться к ней не мог. Отец со слезами гордости, радости, тревоги и горя и бог знает чего еще преподнес ей голубую ленту. Совершая круг почета, Сара нарочно проехала поближе к нашему месту у ограды.
— Не сам ли это полковник Спейн? — воскликнула она, передразнивая южный выговор, — Я ожидала, что вы преподнесете мне приз, а не мой чинный старый папочка. Я весьма разочарована.
Ковбои засмеялись, а она пришпорила лошадь, не дав мне времени ответить. Я почувствовал, что лицо у меня стало красным, как у индейца.
После бочек была вольтижировка. «Следующий номер программы — сапоги и шаровары», — так обозначил ее Сирена Клэнси. Истории этого состязания одной хватило бы на две книги. Вольтижировка в ранние дни родео была распространенной интерлюдией, и призовые за нее подчас бывали не меньшие, чем в мужских видах. Вообще-то участвовать могли не только дамы, но для мужчины это было так же немыслимо, как участвовать в соревнованиях по выпечке или лоскутному шитью. Это попросту считалось не мужественным. Вообразите, как удивились все появлению незарегистрированной участницы.
— Подождите! — Клэнси ударил в колокол, требуя внимания, — Любители вольтижировки, у нас в последнюю минуту объявилась еще одна участница — имя неизвестно, и она в маске. Приветствуем ее… Миссис Мистерия!
Миссис Мистерия галопом выехала на арену под оглушительный смех. На ней была блузка из мучного мешка и юбка из джутовой мешочной ткани. Из-под мешковины выглядывали вытянутые заплатанные кальсоны и носки. Наряд довершала сиреневая шляпка, на которую всего несколько минут назад жаловалась миссис Келл.
Публику на платных местах сиреневая кружевная вуаль ввела в заблуждение, но мы, на нашей галерке, сразу поняли, кто это. Возможно, на свете были другие наездники, которые так сидели в седле — мягко, как помадка, и так же плотно, — но лишь одна могла сидеть так в шляпе с цветами и в мешковине. Я обалдел. Только одно приходило в голову: кто-то — Нордструм, Меерхофф или еще кто-то — из сентиментальных побуждений заплатил, чтобы увидеть еще раз старинный клоунский номер.
Как бы там ни было, Миссис Мистерия соревновалась всерьез. Для начала она сделала на галопе пару соскоков слева и справа, потом встала на седло и раскрутила лассо. Круги становились все шире и шире, пока веревка не вытравилась до конца. «Крутить обручальное кольцо» — называлось это у наездниц. Потом она стала скакать через веревку, сперва на одной ноге, потом на другой и наконец спиной к движению. Не повернувшись вперед, она отбросила лассо, нагнулась, оперлась руками на круп, вскинула ноги в носках и сделала стойку, совсем как Джордж перед этим, — только здесь не было велосипедного руля под руками, и земля была почти вдвое дальше. Похожий трюк я видел впоследствии несколько раз, но там держались за края седла. И никогда — спиной к движению.
Сиреневая шляпка в конце концов слетела, как перед тем мятая рабочая шляпа у Джорджа, и все увидели, кто такая эта Миссис Мистерия. Трибуны зааплодировали и завопили от восторга. Они все еще вопили, когда Нордструм крикнул нам с судейского помоста:
— Джек! Что за фокусы? Что это устраивает наш забавник?
Сандаун не ответил. Рядом с Нордструмом появился Готч; его лысая голова была багровой.
— Да, вождь. Что это дядя Комик хочет нам доказать?
Сандаун по-прежнему молчал, предпочтя смотреть на дорожку. Я был вынужден ответить за него:
— Не думаю, что он думал что-то доказать, мистер Готч. За вольтижировку дают солидный приз, и Джордж Флетчер надеется добавить очки в общем подсчете. Он думает победить, вот что, я думаю, он думает.
Готч долго испепелял меня взглядом, глаза его стали еще меньше и жестче — совсем как шляпки гвоздей.
— Он плохо думает, — сказал наконец великан, — Дряхлому старому негру, с зубными неприятностями и опасными долгами, так думать — это могилу себе копать.
Джордж и получил бы, наверное, приз за вольтижировку, даже при таких сильных конкурентах, как Лора-Трюкачка и Китти Канутт, если бы не еще одна неожиданная участница — леди О'Грейди. Она не оставила ему никаких шансов. Она была опытной профессионалкой, безупречной артисткой. Она могла сделать на галопе те же соскоки, что и остальные участники, только сделать это элегантнее. Номер она закончила так же, как Джордж, ногами к небу. Правда, стойка была на трех точках, а не на руках, что гораздо легче, но зрелище выглядело гораздо эстетичнее. Кривоногой Миссис Мистерии пришлось довольствоваться вторым местом.
Теперь стадион гудел как улей. Все почувствовали какую-то перемену, хотя и не понимали, в чем она. Джордж поднял красивую шляпу миссис Келл и послал воздушный поцелуй важным персонам, среди которых красовался в его золотой шляпе Буффало Билл Коди. Коди сделал вид, что не заметил насмешливого жеста или не удостаивает его вниманием. Зато Фрэнк Готч изобразил огромными руками, как ломает кому-то шею. Этот символический обмен жестами наблюдали все до одного. Он выявил противников, хотя и не предмет спора. В этот момент и зрители и ковбои поняли, что брошена перчатка, что запахло жареным. Не зная ничего, все всё поняли. Трибуны взволнованно гудели. Игроки бросились менять ставки. Индейцы повыбегали из вигвамов. Ковбои сгрудились у ограды.
После этого Джордж и Сандаун участвовали в каждом состязании, а я прицепился к ним, как репей к койоту. Иногда мы соревновались, иногда работали в паре, если требовался помощник. И еще раз пришлось объединиться всем троим в команду: на дойке дикой коровы [47].
Тогда эта новинка ценилась еще меньше. Призовые были смешные, и участники — тоже: бойскауты, индейские дети, азартная пьянь и парикмахеры, желавшие показать клиентам, что они тоже ребята не промах. Когда среди этого комического сборища возникла наша троица, жужжание на трибунах сделалось в десять раз громче.
Было еще и женское трио. Прерия Роз Хендерсон взяла в команду двух миниатюрных красоток, участниц гонки вокруг бочек. Она была выше их на голову. Я был выше остальных на две и на три головы. Возвышаясь над детьми, женщинами и парикмахерами, я чувствовал себя как хулиган, гроза двора. Я сгорбился, чтобы не так выделяться. Я не хотел, чтобы кто-то стал прохаживаться на мой счет и советовал подобрать себе команду по росту, — пикироваться не было настроения. И кто же выплывает тут в испанских сапогах с серебряными мысками и раздает нам молочные бутылки для дойки? Нахальная девчонка собственной персоной.
— А, какие рослые дояры собрались. Добрый день, мистер Джексон… Мистер Флетчер. Вот те на! Что случилось с вашей шляпой и зубами, Джордж?
