Сила воли

Вот все говорят: «Сила воли! Сила воли!», а по-моему, тут ещё надо разобраться, а потом уж агитировать. Вот, например, у нас с Юрой Сёмушкиным… Что? Да как это — не знаете Юру Сёмушкина?! Ну- у? Да он же у нас в классе первый заводила и говорун. Вроде меня говорун. Знаете, такой… ну, конопатый, в веснушках, а нос… вот такой, острый, как семёрка вверх ножкой. Мы его за это так и называем: Сёмушкин. А он злится. Говорит: «Надо Сёмушкин». Это, значит, чтобы фамилия — как у писателя. Слышали — ещё про Алитета, который в горы уходит, написал? Ну вот.

Так я о чём? Ага, о силе воли!

Сейчас я объясню. Значит, почему я заговорил о Юре?

Недавно пришёл он ко мне, и мы сидим. Уроки делаем. А тут заходит мама и говорит:

— Слушай, Лёвчик (Лёвчик — это я, потому что Лев, Лёва). Слушай, — говорит мама, — ты не думаешь, что нам необходимо помыть полы?

Я посмотрел на пол и говорю:

— Да, мама, думаю.

— Ну и чудесно! (Это уже мама говорит). Значит, помоем. Только — ты же видишь — я все эти дни очень занята. Может быть, возьмёшься?

А что она занята, так это факт. Все соседи подтвердят. Да я и без соседей знаю. Я говорю:

— Обязательно, мама. Что за вопрос? Факт, помою.

Ну, она сказала, что не надо говорить «факт», а надо говорить «конечно», ещё сказала, что надеется на меня, и ушла.

Сидим мы с Юрой, делаем уроки. Сделали. Сидим. То есть, не просто так сидим и ничего не делаем, а сидим и разговариваем.

На важную тему. Вот как раз об этой самой силе воли. Юра и начал.

— Ты, — говорит, — бессильный и безвольный. (Это про меня.) Не можешь, — говорит, — от Натки Птенчиковой пересесть.

Натка — это моя соседка по парте. А как же я пересяду, если учительница не велит?

— Это, — говорю, — совсем и не сила воли. Это просто дисциплина. Я же всё-таки член совета отряда, а не кто-нибудь.

— Член совета! — говорит Юра, вот так, как я сейчас сказал, с презреньем. — Если ты член совета, можешь палец иголкой проткнуть?

Я даже плечами пожал:

— Зачем? Если бы это нужно было для дела, я бы проткнул.

— Для дела! — издевается Юра. — Это ты только отговариваешься. Ты на подвиг вообще не способен…

Ну, вот так сидим, спорим, а потом я вспомнил: надо же пол мыть!

Пошли мы с Юрой на кухню, налили ведро воды, взял я поломойную тряпку, понесли ведро в комнату. Принесли, поставили. Я предлагаю Юре:

— Может, тебе хочется помыть?

— Ишь ты! — говорит он. — Тебе велено — ты и мой.

— А я и не отказываюсь. Я только так… может, думаю, тебе хочется.

— Нет, — говорит, — спасибо. Я и в лагере-то не мыл, а тут - ха!

— А вот я, — говорю, — мыл. Да ещё не один раз.

Мы даже такую машину хотели придумать — поломойную.

— Ну, и не смогли?

— Не получилось.

— А давай, попробуем, — говорит Юра. — У меня-то получится!

Вот хвастун!.. Но мы всё-таки сели придумывать. Сидим, придумываем. Чертежи чертим. Целую тетрадь испортили. И не заметили, как вечер наступил. Вдруг — звонок: мама пришла.

Вошла, она в комнату, осмотрелась. И с такой грустной улыбкой говорит:

— Вода в ведре чистая, пол грязный. Всё понятно. И обед, конечно, не разогрел. Да?

До чего мне стыдно стало! Представляете? Милая ты моя мамка! Работала, устала, а я тут сидел, болтал с этим Юркой Сёмушкиным.

— Мама, — говорю, — извини, завтра обязательно вымою.

— Ладно, — говорит, — посмотрим.

На следующий день Юра, конечно, опять пришёл. Я говорю:

— Только имей в виду: сегодня я с тобой болтать не буду — некогда. Пол, хоть зарежь меня, вымою.

Он смеётся:

— Что, решил силу воли воспитывать?

— Да, — говорю, — решил! Хотя она у меня и так есть, я её ещё буду воспитывать. Дальше. Укреплять.

— Да тебе не суметь.

— Ого, — говорю, — ещё как сумею!

Ну, сделали мы уроки. Правда, не все. Устно по географии не подготовились. И опять все из-за Юры. Как вскочит.

— Совсем забыл! — говорит. — Подожди. Сделаем перерыв. Я тебе сейчас такую зверюгу принесу!..

И убежал. Интересно, думаю, что за зверюга? Черепаха? Еж?.. Ну, хоть интересно, а раз решил мыть пол, буду мыть. Хоть зарежь.

Пошёл на кухню, налил ведро воды, взял тряпку, понёс ведро в комнату. Принёс, поставил. Только опустил тряпку в воду — вернулся Юра.

Ой-ё-ёй!.. Ну, и зверюгу же он достал. Какой-то смешнущий щенок. И гря-язный, грязный.

— Где ты эту дворнягу выкопал? — спрашиваю. — Вот ведь уродина-пёс!

А он, то есть Юра, говорит:

— Сам ты дворняга! Это чистейшая овчарка.

— Ого-го! — насмехаюсь я.

— А ты не насмехайся, — злится он. — Это она — потому что в грязи. А вот помыть — сразу будет видно, что овчарка.

— Всё равно останется дворнягой.

— А вот поспорим!

— Поспорим!

Взяли мы зверюгу за шиворот и бац! — в ведро. Зверюга ка-ак завизжит! А потом как выскочит из ведра — и наутёк. А брызги и грязь так и летят в разные стороны. Мы — за ней, она — в коридор, мы — в коридор, она — на кухню. А на кухне — только я хотел зверюгу схватить — она бух в ящик с золой. Для кошки был ящик.

Мокрая-то да в золу! Представляете?

Ну, что тут делать? То ли щенка мыть, то ли грязь подтирать, ну, что он наоставлял? Юра говорит: сначала щенка, я говорю: сначала грязь.

Спорим, а со щенка ещё больше натекает.

Сделали так: Юра в ведре свою зверюгу купает, я тряпкой грязь подтираю.

Ну, кое-как помыли щенка — так, самую малость — и потащили его к Юре. Я за задние лапы держу, Юра — за передние.

Чтобы не очень брыкался, не брызгал.

Возвращаюсь я домой — посреди комнаты стоит мама. Представляете?!

— Что ж, — говорит она, вот так, как я сейчас, спокойно и немножечко с усмешкой, — что ж, сегодня наблюдаются некоторые сдвиги. Сегодня и пол грязный, и вода в ведре грязная.

— Мама! —говорю. — Да я… — говорю.