данные, бегущие по странным горящим экранам.
— Это запись эксперимента, — объяснила Лина. — Опыты аристократов были попыткой остановить вырождение расы. Однако их наука уже пришла к выводу, что упадок неизбежен, — что означало неминуемый конец. Как же проклинали судьбу те, кто понял это; возможно, они даже погрязли в глубочайшем отчаянии, и представить это нетрудно. — Тут Лина широко улыбнулась. — И вас это радует, правда, аж тепло по душе разливается?
Толпа собравшихся зашевелилась, напряжение спало. Экзаменаторы дружно рассмеялись. Все еще сияющая Лина продолжила:
— Эти эксперименты стали способом борьбы с отчаянием. Если неминуемость краха записана в их генах, подобно буквам, высеченным на межевых столбах, значит, надо только изменить эти гены. Превратить ночь в день, тьму в свет. Стать существами, обладающими большей тягой к жизни, расой с более высокой потенциальной энергией. Вот так вот они начали пробовать генетически скомбинировать людей и вампиров.
Аудитории потребовалось несколько секунд, чтобы осознать важность сообщения Лины.
На этот раз волны потрясения пробежали по морю слушателей. Мэр и один из экзаменаторов даже вскочили.
— Как… откуда ты все это знаешь? Кто ты?
Словно отвечая на вопрос, висящее в пространстве изображение изменилось.
Один за другим рождались уродливые, деформированные дети, мужчины и женщины преображались в нечто, совершенно непохожее на людей. Часть развалин внезапно объяло пламя, посыпались камни кладки.
— Эти опыты проводились тайно, в отдаленном от Столицы районе Фронтира, и легко представить, что означали бы их результаты для многих аристократов. Нам противно даже думать об этом, но и им была отвратительна мысль о скрещивании с людьми. Вы только что видели результат саботажа, скажем так, оппозиционной фракции. Заинтересованные лица тайно бежали из развалин и тихо правили здесь пять тысяч лет.
Экзаменатор хотел что-то сказать, но наткнулся на взгляд Лины — и прикусил язык. В глазах девушки смешались ненависть и печаль, но могло ли из этого горького коктейля родиться неземное блаженство?
— Десять лет назад развалины ожили. Существо чрезвычайной важности, тот, постичь кого трудно даже мне, взял из нашей деревни четырех детей и подверг их тем же процедурам. Почему так поздно? И почему именно этих ребят? Не знаю. Возможно, у вырождения их расы были свои спады и свои подъемы, что-то вроде биоритмов, и настало оптимальное время для того, чтобы начать все сначала. В любом случае дети стали жертвой эксперимента и вернулись в деревню, ничего не зная об этом. Все воспоминания о случившемся стерлись из их памяти, и они не подозревали, что результаты проявятся в их телах десятилетие спустя. Проявятся в виде…
Все взгляды сосредоточились на Лине — и на паре клыков, высунувшихся из уголков ее рта.
Толпа оцепенела. Смертельная тишина повисла над собравшимися, а мэр спрятал лицо в ладонях.
Стерев изображение легким взмахом правой руки, Лина тихо продолжила:
— Да, но теперь все кончено. Четверо детей, повинуясь судьбе, покинут деревню. Даже если такую участь навязал им кто-то другой.
На этом месте своей речи Лина повернулась спиной к зрителям, словно желая, чтобы некто, стоящий во тьме, услышал ее последнее проклятие.
— Больше нет нужды оплакивать их, потому что теперь они наконец поняли. Поняли, что на них надеялись. Что ждали, когда они придут. И хотя сами они не добрались до вершины, но стали ступенькой длинного, очень длинного подъема. Аристократы вымерли, раса людей осталась, — продолжала Лина. — Однако можно ли сказать, что биологически — как в отношении психологии, так и физиологии — человеческие существа стоят выше аристократов? Кто станет утверждать, что значимость особи базируется на высоте биоритмов ее расы? Свирепость и жестокость под стать вампирским, стремление разрушить все, что красивее тебя, — о, эти вещи мне слишком хорошо знакомы.
Пригвожденный к месту ледяными зрачками, мэр побледнел как полотно.
И снова в воздухе возникло изображение.
Люди увидели звезды, сверкающие в черном как смоль, безбрежном океане. Вдалеке искрились еще сотни миллиардов звезд, гигантские спирали туманностей лелеяли множество форм жизни, море атомов водорода дарило существование новым и новым частицам.
— Четверо детей должны были отправиться туда. — Голос Лины звучал так, словно ему пришлось преодолеть огромное расстояние. — Освободившись от черного рока, зависшего над людьми и знатью, они ушли, чтобы соединиться с вселенским сознанием, наивысшей формой «разумной» жизни. Мечта развеялась, но, полагаю, даже сейчас они не скорбят о себе.
Картина резко изменилась.
Тьма быстро рассеивалась, свет наполнял зал. Белое сияние изгнало сумрак, окутало тела, ласково огладило утомленные лица людей, придав им дивный оттенок безмятежности.
— Вот потенциал нового человечества.
Тело девушки засверкало. Лина посмотрела на Ди, потом на сияющих односельчан.
Девушка неожиданно прижала руку к груди. Время пришло. И в голосе ее была гордость:
— Клянусь, мне хотелось бы изучать историю аристократов.
Едва закончив говорить, Лина упала.
— Не приближайтесь ко мне! Не смотрите! Ди!
Люди замерли там, где застал их крик, а прекрасный юноша опустился на колени возле Лины.
— Просто прикрой мне лицо…
Черный шарф лег на исказившиеся черты.
— Спасибо… Ди… Ты… побудешь рядом? Мне так страшно…
— Я с тобой.
— Там, в хижине… — Лина выдавливала слова, превозмогая боль. — В хижине… белый цветок, который я нашла утром… это… его положил ты, да? Если бы это сделал… кто-то другой… ты не мог… его… не заметить…
— Правильно.
— Я так счастлива… так… счастлива… Всего два человека… заботились… обо мне… Как бы мне хотелось… встретиться… с тем, другим.
— Не разговаривай.
Рука Лины приподнялась — и, прежде чем она начала плавиться и исчезать, Ди нежно пожал ее. Впервые в жизни он сделал это. В первый и последний раз.
— Прощай… Ди. Ох, какой потенциал был… у нас…
Голос стремительно таял вместе с плотью.
Никто не шевелился.
Слепящий свет бросал на пол длинные, длинные тени.
Когда же один тощий мальчишка поднял мокрые от слез глаза, услышав, как открылась и захлопнулась дверь, прекрасного охотника на вампиров уже не было.
Несколькими днями позже величественный всадник скакал по узкой тропе, с которой юные побеги травы теснили остатки талого снега.
Ночь уже кончилась, но низкие свинцовые тучи окутали саваном восточное небо, не давая слабым лучам дотянуться до земли.
Легкий ветерок трепал полы черного плаща.
Позади всадника жалобно скрипел, приближаясь к деревне, первый утренний электроавтобус.
Впереди, футах в пятнадцати, виднелась маленькая скамья. Пусть и скромная, но это была остановка
