радость для духа.
— А-хо сейчас лучше, чем нам, — изрек лис-мудрец. — Он счастлив, поверь.
— Да, я знаю, — согласилась лисица. — Знаю, он отправился в Дальний Лес, край, где всем хорошо. Знаю, там ему будет лучше, чем здесь. И все же мне грустно. И оттого, что он счастлив, мне не легче. Сама не разберусь почему. Если земля по ту сторону смерти, где сейчас мой А-хо, действительно такое чудное место, отчего мне так тоскливо, скажи?
А-конкон скрестил лапы и пристально взглянул ей в глаза.
— Печаль — странное чувство, — произнес он. — Мы грустим не о том, кого нет больше рядом, мы грустим о себе. Грустим о том, что остались одни.
— Ты хочешь сказать, печаль по умершим — это просто себялюбие?
— Отчасти да. Но все не так просто. Утрата поднимает в наших душах целую бурю. Нам кажется, что мы обижали того, кто нас покинул, и мы горько корим себя за это Упрекаем себя за то, что были к нему несправедливы. Порой даже внушаем себе, что виноваты в его смерти.
Про себя О-ха признала, что в словах старого лиса много правды.
— Беда в том, что мертвые недосягаемы для нас, мы не можем поговорить с ними, поделиться, посоветоваться. С этим-то нам и тяжело смириться. Главное, не делай из своего А-хо кумира. Он был лис как лис, таких сотни, — в чем-то хорош, в чем-то плох. Таковы мы все. Частенько он поступал безрассудно, опрометчиво, а то и просто глупо.
Вот с этим О-ха никак не могла согласиться, но все же благоразумно придержала язык за зубами.
— Я вот что пытаюсь втолковать тебе. Раз мы верим, что А-хо сейчас там, где ему лучше, тосковать не к чему. Борись с печалью и продолжай жить.
— Почему ты сказал — «раз мы верим»? — горячо возразила О-ха. — Я не верю, я знаю. Я сама видела лисий дух, и он сказал мне...
— Да, ты видела его сама. Ты, и никто другой. Пораскинь мозгами. Если мы верим во что-нибудь всей душой — а в Дальний Лес все мы, лисы, верим именно так, — нам ничего не стоит увидеть желаемое наяву. Особенно когда рассудок наш сломлен горем.
— Ты хочешь сказать, лисий дух мне померещился?
— Вполне возможно. А может, и не померещился. На свете нет ничего невозможного. Возможно, Дальний Лес существует не только в наших мечтах. Одно лишь невозможно в этом мире — определенность.
— Спасибо, — холодно сказала лисица. — Спасибо на добром слове.
— Всегда рад услужить. Конечно, ближайшие месяц-два тебе трудновато будет меня отблагодарить. Какая сейчас охота, горе одно... Но надеюсь, когда потеплеет и тебе подвернется неплохая добыча, ты обо мне не забудешь.
Напоследок лисица еще раз спросила его насчет норы, но А-конкон лишь пренебрежительно сморщил нос.
— Житейские заботы не по моей части. Я могу помочь твоей душе, но не телу. Тут уж сама разбирайся. Кстати, по моему разумению, нора — совершенно излишняя роскошь.
Хотя А-конкон и обманул ее ожидания, разговор с ним пошел О-ха на пользу. Своими никчемными рассуждениями он до крайности рассердил ее, а как известно, гнев обладает способностью подавлять все остальные чувства. Этому старому болтуну, конечно, нора не нужна, а каково ей в ее положении! Немного позднее О-ха пришло в голову, что А-конкон нарочно стремился разбудить в ней злость. Злость прогнала апатию, и лисица энергичнее принялась за поиски дома.
Да, решила она, видно, не зря А-конкон слывет мудрецом. Впрочем, с ней он малость перемудрил, так что усилия его едва не пропали втуне.
В эти печальные дни у О-ха возник замысел, для лисы весьма трудноисполнимый. Она начала сочинять песню, посвященную погибшему А-хо. Первая строчка родилась у нее в голове сразу — «Ты пришел и ушел, как приходит весна». Но дальше пошло хуже, и в конце концов она решила оставить поэтические опыты: они поглощали ее целиком и даже во сне ей не было покоя. А сейчас у О-ха хватало других, насущных забот. Жаль, конечно, что не удалось увековечить А-хо, сокрушалась лисица. Сочини она песню, ветер разнес бы ее повсюду и память об А-хо жила бы до скончания мира, как горы, скалы и камни. О-ха бы пела, и ветер вторил бы ей, завывая в тростниках, играя в ветвях деревьев, носясь между людскими домами.
Но работа над песней шла мучительно медленно, а О-ха не имела возможности посвятить себя творчеству без остатка — она искала новую нору, тревожилась о будущих детенышах. Да и боль утраты не оставляла ее и не ослабевала. Как ни странно, печаль не облегчала ее поэтических усилий. Напротив, горечь вытравляла воспоминания о счастливых днях, проведенных вместе с А-хо, о поре их любви. Лисица чувствовала, что душу ее, словно ледышка, холодит обида на А-хо, который ее покинул, ушел от нее навсегда. Умом она понимала — обижаться неразумно, несправедливо, но все же ледышка не таяла. А-хо ни в чем не был виноват перед ней, она понимала это, но сердцу, как известно, не прикажешь.
ГЛАВА 5
Над Лесом Трех Ветров разразилась гроза. Свинцовые потоки дождя обрушивались на землю, едва не ломая молодые деревца. Тонкие слабые стволы пригибались к земле, словно косматые черные тучи наваливались на них всей своей тяжестью. Казалось, гигантские боги-козероги сражаются в вышине, глаза их сверкают яростью, они наскакивают друг на друга, сотрясая небеса. Бездомная лисица бродила по лесу, не замечая проливного дождя, вспышек молнии и раскатов грома. Но хотя оцепеневшая от горя О-ха не обращала внимания на погоду, ненастье затрудняло ее поиски.
Целыми днями О-ха рыскала по лесу, надеясь найти пустую нору или любое другое укромное местечко, которое могло бы стать домом для нее и для будущих детенышей. Наконец она обнаружила нору на северном склоне, но выяснилось, что там уже живет лиса-
— Да что у тебя, сердца нет! — воскликнула молодая лисица. — Подумай только, мужа моего убили, нору нашу разорили. Мне голову негде приклонить. А моим лисятам никак нельзя без дома.
— Это верно, сердца у меня нет, — фыркнула
У О-ха не было ни душевных, ни физических сил вступать в схватку со злобной старухой. Понурившись, она ушла прочь ни с чем. Когда на небе взошла луна, лисица отыскала огромный дуб и свернулась клубочком между его корнями. Там было холодно и сыро, к тому же О-ха не давала покоя мучительная мысль: если она в ближайшее время не найдет надежное жилище, ей не сохранить своих детенышей. Холод резал ее, как нож. Шел снег, и с тех пор, как сгустилась темнота, Завывай все набирал силу.
«Настанет день, — думала О-ха, — когда мы, лисы, поквитаемся с людьми и собаками. Настанет день, когда они отплатят за все причиненное нам зло». Мечта согревала ей душу, но тело по-прежнему дрожало от холода. Она и сама знала, что попусту тешит себя, ведь уже ничего нельзя исправить, нельзя вернуть А- хо. Гнев захлестывал ее горячей волной, но, как это часто бывает, оставался бесплодным. Конечно, она всегда будет помнить А-хо и никогда не простит его убийц, но попытайся она действительно отомстить своим врагам, это не вернуло бы погибшего лиса, а ей самой скорее всего стоило бы жизни.
При первых проблесках рассвета лисица встала, стряхнула с шубы снег и побрела к опушке леса. Там она раскопала мерзлую землю и стала искать червей. Потом наткнулась на гнилое бревно, кишмя кишевшее мокрицами, и принялась жадно пожирать их, проглатывая вместе с кусочками влажной древесины. Немного подкрепившись, О-ха полизала мокрую от талого снега траву и вновь пустилась на поиски норы.
Ей казалось, лес полон острых углов и выступов. В ярко-синем небе не виднелось ни облачка. Даже
