Однако выстрела не последовало. Лисица еще долго лежала недвижно, словно примерзнув к земле. Лишь струйка пара от ее дыхания таяла в морозном воздухе. Где-то пискнула мышь, видно попавшая в когти совы. Луна скрылась за тучами.
ГЛАВА 3
О-ха долго выжидала, прижавшись к стенке птичника; наконец все стихло: утки угомонились, людской лай смолк. В такой холод фермеру, конечно, не слишком хотелось покидать теплую постель и отправляться на поиски ночного вора. Летом лисице наверняка пришлось бы туго.
Убедившись, что ферма вновь погрузилась в сон, О-ха поднялась и по льду вновь направилась к берегу. Она окоченела и в ярком лунном свете чувствовала себя беззащитной. Утки, заслышав шорох ее лап, вновь принялись громко призывать на помощь. Вдалеке, гремя цепью, без устали рвался Джип. Мать О-ха, О-филл, хорошо знала этого пса. Она не раз рассказывала дочери истории об овчарках, которые гонялись за ней, когда она пыталась пробраться на ферму. Правда, Джип, сторожевой пес, даже когда был в расцвете сил, никогда не любил убивать.
— Однажды я отправилась на ферму, а Джип в тот день, как назло, разгуливал без цепи, — рассказывала О-филл окружившим ее лисятам, среди которых была и О-ха. — Только я подкралась к плетеной кроличьей клетке и хотела перегрызть прутья, он тут как тут! Ясное дело, я бросилась прочь, точно кошка, которой подпалили хвост. — При этих словах детеныши дружно рассмеялись. — А Джип мчался за мной по пятам. Тогда он был в лучшей своей поре, силен и крепок. А я со страху совсем одурела и кинулась к амбару, где работали люди. Ну, понятно, они меня окружили: куда ни сунься, не дают проходу, смотрят на меня и гавкают по-своему. Джип загнал меня в угол, оскалился — того и гляди, разорвет. А люди точно с ума посходили, визжат, вопят. «Велят мне тебя прикончить», — пробурчал Джип. Он, ясное дело, на меня злился. Еще бы, по моей милости он попал в глупое положение. Да, в глупое, потому что Джип не из тех, кто любит проливать кровь. Я сразу поняла это. Стоило взглянуть на его морду. Убийцы так не смотрят. Но люди науськивали его, и он должен был со мной расправиться, чтобы не осрамиться перед хозяевами. Я пыталась увернуться, но он схватил меня за горло. И вдруг подбросил в воздух, легко, точно соломинку. Я грохнулась на землю как раз около открытых ворот и, понятно, помчалась в с в о й. А Джип крикнул мне вслед: «Смотри больше не суйся сюда, лисье отродье! Я тебя предупредил, в следующий раз так легко не отделаешься!» Уж конечно, мне его слова не указ, — продолжала О-филл. — Совалась на ферму и буду соваться. А как же иначе. Но с Джипом я больше не сталкивалась. Собаки ведь тоже разные бывают: те, что сторожат ферму, шутить не любят и дело свое знают, да только проливать кровь без нужды им не по душе. А есть еще другие, охотничьи, — вот те сами не свои до крови, особенно лисьей.
О-ха пересекла заледенелую поверхность пруда, миновала
Ее неудавшийся набег на птичник занял много времени, и небо над полями уже начало светлеть. О-ха выбрала одну из лисьих троп и двинулась по ней в сторону восходящего солнца. Пройдя пару сотен ярдов, лисица остановилась и принюхалась.
Мясо! Она ощутила пронзительный запах мяса!
Стоило Завываю донести этот дивный аромат до ноздрей лисицы, все ее чувства словно вспыхнули. Она свернула с тропы и пошла прямиком через поросшую ежевикой пустошь, к зарослям терновника, возвышавшимся посреди скошенной травы. Горностай, в роскошной зимней шубе, зашипел на нее, брызгая слюной, когда она приблизилась к входу в его лабиринт подземных коридоров. Лисица была не настолько голодна, чтобы связываться со столь свирепой добычей, к тому же ветер обещал нечто более аппетитное. Она сразу распознала запах, принесенный Завываем: кролик, вот что это было. Кролики во множестве водились здесь, в полях, и, разумеется, это было известно О-ха, однако сейчас она ощутила запах раненого или недавно убитого зверька. Конечно, тут многое было неясно, и лисица не забывала об осторожности.
Она приблизилась к проволочной изгороди, за которой паслись на мерзлой траве коровы. О-ха знала, что эти громадины обладают кротким нравом и бояться их нечего. Тем не менее она помедлила, прежде чем проскользнуть под проволокой. До нее донесся отчетливый запах стальных капканов. К тому же только глупцы суются в незнакомое место, не размышляя.
Наконец, обдумав все «за» и «против», лисица подлезла под проволоку; она двигалась быстро, но по-прежнему осторожно. Лишь изредка она переходила на рысцу. По ее убеждению, бежать во весь опор стоило лишь в крайних случаях. Лисицу выручают не быстрые лапы, а умная голова, — так учила ее мать.
Вскоре О-ха оказалась в зарослях терновника, земля здесь была прочерчена цепочками кроличьих следов. Кролика она увидела сразу. Он не шевелился, кровавая полоса пересекала его горло.
Зверек попался в ловушку, проволочную петлю, которая душит свою жертву. Чем отчаяннее метался кролик, тем крепче сдавливала его горло петля. Пытаясь освободиться, он лишь приблизил свой конец. О-ха заметила, что вся кора внизу у ближайшего дерева ободрана, — так яростно кролик колотил о ствол задними лапами.
О-ха лизнула нос и подставила его дуновению Завывая. Потом она опустила голову и неспешно двинулась вперед. Прежде чем приняться за кролика, она дважды прошлась мимо, так чтобы ее тень накрыла добычу, — таков лисий ритуал очищения падали. Покончив с ритуалом, она впилась челюстями в сочную плоть, пытаясь вырвать кролика из ловушки. Но проволочная петля слишком туго затянулась вокруг шеи зверька. Как ни дергала лисица добычу, ее усилия остались тщетными.
Поняв, что освободить кролика из ловушки невозможно, О-ха придумала другой выход — прогрызла шкуру у него на боку и принялась поедать мягкие свежие потроха. Зарыв нос во внутренности кролика, она ощущала, как желудок ее с радостью принимает каждый новый кусок.
Пир был в самом разгаре, когда до ушей лисицы донесся какой-то шорох из гущи зарослей. Благоухание крови и потрохов по-прежнему наполняло ее ноздри, поэтому запаха она не почувствовала. Но звук заставил ее оцепенеть, припав к земле. Одно она знала точно — это не человек. Слишком легка, слишком бесшумна поступь. Несомненно, к ней приближался четвероногий. Возможно, небольшая собака, барсук или рыжий соплеменник.
Барсуков она не боялась, хотя они намного превосходят лис в силе. А вот если это собака, дело хуже. Дыхание О-ха тревожно участилось, она быстро прикидывала, как лучше удрать.
Внезапно сверху раздался резкий скрежет, и лисица подняла голову. Это кричала сорока, усевшаяся на одну из ветвей терновника. Птица с важным видом переступала по ветке. Странно было, что такое небольшое существо производит столько шума. Потом сорока остановилась и тут же расплылась перед глазами лисицы, превратившись в черно-белое пятно. Вдруг ноздрей О-ха достиг запах лиса — старого лиса. Несколько мгновений спустя из зарослей действительно вышел седой лис — он на ходу облизывал свою серую морду. В тех местах, где шуба его была еще не тронута сединой, мех казался намного темнее, чем мех О-ха. Голова старого лиса выглядела слишком большой и несоразмерной туловищу.
— А-магир! Ты меня напугал! — воскликнула О-ха.
Старый лис смерил ее недружелюбным взглядом. Когда-то в молодости А-магир был закоренелым
— Напугал? — проворчал А-магир. — Да будет тебе известно, лисы ни при каких обстоятельствах не должны пугаться. Они должны сохранять трезвый ум. Должны знать, что было в прошлом и чего ожидать в будущем.
Он приблизился к О-ха и бесцеремонно толкнул ее:
— Отойди-ка. Думаю, этот кролик придется мне по вкусу.
А-магир был известен своим легкомыслием и безалаберностью, и, конечно, не ему было учить ее уму-разуму. Он прославился тем, что однажды среди бела дня забрел на главную деревенскую улицу и пересек ее, не обращая ни малейшего внимания на людей, что вовсю таращили на него глаза. Лишь когда
