Лунный зверь: История лис

лопался от гордости. Сейчас, конечно, я тоже горжусь вами, но вы уже не детеныши, вы взрослые лисы.

— Неужели ты гордился нами? — недоверчиво спросила Миц. — И О-ха тоже гордилась? Вот уж никогда бы не подумала. Вы так часто нас распекали и бранили.

— Может, я порой и казался излишне строгим, но ведь надо было научить вас уму-разуму. А что до матери, она, по-моему, баловала вас напропалую. Позволяла вытворять все, что угодно. Помню, соски ее кровоточили, потому что вы, малышня, без устали теребили их. Но она ни капли на вас не сердилась. И вечно вы просили есть. Такие ненасытные крохи, ну, сейчас это все позади — вы все умеете охотиться, и уже не за материнским хвостом, а за настоящей добычей. Можете сами себя прокормить.

— Ты, Камио, говоришь как древний старикан, — заметила О-ха. — Я, к счастью, еще не чувствую себя старухой.

— Хотел бы я знать, почему это я старикан? — обиделся Камио. — Разве отец семейства не имеет права предаться воспоминаниям? Какой смысл хранить память о былых днях, если о них и поговорить нельзя.

— А разве ты предаешься воспоминаниям? — возразила Миц. — Ты же все придумываешь. Конечно, правда в твоих словах тоже есть, но ты обожаешь все приукрашивать. Помнишь, ты рассказывал нам о драке с А-магиром. Говорил, то была битва не на жизнь, а на смерть. Вы, мол, сражались из-за О-ха, и наградой победителю служило право обладать нашей матерью. О-ха потом тоже об этом рассказывала. Похоже, на самом деле все было не так впечатляюще.

О-ха пристально взглянула на Камио, и лис, смущенно потупившись, заерзал на месте.

— Наверное, О-ха была точнее. Но подумай сама — что проку в воспоминаниях, если ты не можешь превратить их в занятную историю? — быстро нашелся Камио. — Помнить — дело не хитрое. А вот рассказать то, что с тобой было, так чтобы всем стало интересно, — это дано не всякому. Вот, к примеру, помню времена, когда мы с твоей матерью...

Так миновала ночь — лисы тревожно прислушивались, надеясь, что никто не нарушит тишины этих глухих часов. Все трое знали: пока риджбек на свободе, их жизнь в опасности. Несомненно, пес-убийца вырвался для того, чтобы разделаться с О-ха и ее семьей. При малейшем шуме лисы вздрагивали и настораживались. Если Сейбр окажется поблизости от свалки — а скитаясь по городу, он рано или поздно обязательно забредет сюда, — он учует О-ха, и тогда им не спастись.

Поутру О-ха покинула свалку, чтобы немного оглядеться вокруг. Она соблюдала осторожность и не отходила далеко от дыры в заборе. Лисица втянула носом воздух, но ей не удалось определить, ощущается ли в дуновении ветра запах Сейбра. О-ха слишком долго просидела на свалке безвылазно, и в ноздрях у нее застоялся запах ржавого металла, от которого невозможно было избавиться сразу. Запаха своего сына- альбиноса лисица тоже не почуяла.

Она понуро вернулась к своим.

— Еще денек подождем здесь, — сказала она Камио. — Думаю, сегодня люди наверняка поймают Сейбра. Не позволят они ему вечно рыскать по улицам, нагонять страх на весь город. А потом пойдем искать А-сака. Кто знает, далеко он отсюда или нет. Во всяком случае, я должна сама убедиться, что мой сын в безопасности. Иначе мне не будет покоя.

— Так и сделаем, — согласился Камио. — Разумнее не придумаешь.

Вскоре выяснилось, что лисы не зря готовились в ближайшие дни покинуть свалку. Утром там появилась какая-то машина, которая резала обломки на аккуратные куски. Двор наполнился оглушительным лязгом и скрежетом металла. Груды хлама таяли на глазах, и лисы боялись, что машина доберется до их жилища уже через пару часов.

Шум поначалу казался им невыносимым, но постепенно они к нему притерпелись, а к полудню стало ясно, что чудище пожирает железный хлам медленнее, чем они думали. В запасе у них еще оставалось немного времени.

Солнце припекало все сильнее, лужи высохли, от земли и от влажного металла исходил пар. Лисы, чтобы разогнать тоску, принялись тщательно облизывать друг друга, — неряхи во всем, что касается жилища, они очень пекутся о собственной чистоте. Но время тянулось томительно медленно.

ГЛАВА 26

А-сак покинул живопырку задолго до того, как Сейбр вырвался на свободу, повергнув город в смятение. Молодой лис держал путь на север, на другой берег реки. Он знал: там, далеко в болотах, есть остров. На острове возвышается курган, в котором живет мудрая лисица, знахарка и прорицательница О-толтол. В течение многих лет она не покидает своей норы-склепа и там, в кромешной тьме, рядом с древними человеческими останками, углубляет и совершенствует свои познания. А-саку было также известно, что престарелую бобылиху нередко посещают шалопуты и, сподобившись беседовать с О-толтол, после разносят слово мудрости окрестным сидунам, что весь свой век проводят около собственных нор. До последнего времени у кудесницы был помощник, который посещал недужных и увечных лис и передавал им чудодейственные снадобья. Подобно покойному А-конкону, О-толтол ведала секреты лечебных трав, с помощью которых исцеляла раны и многие болезни. Однако, если верить шалопуту,от которого А-сак получил все эти сведения, помощник необыкновенной лисицы недавно погиб на болотах. Узнав об этом, молодой лис вознамерился предложить кудеснице свои услуги.

Добравшись до реки, А-сак двинулся вдоль дамбы на запад и через несколько часов добрался до моста. По пути он выследил в траве куропатку, в несколько скачков настиг ее и умертвил своими острыми челюстями. Наевшись досыта, молодой лис припрятал остатки злополучной птицы под бревном и отправился дальше.

По мосту беспрестанно сновали машины, и А-саку пришлось ждать наступления ночи. Он притаился в высоких травах, росших на дамбе. Неподалеку стояла старая водяная мельница, черные лопасти ее застыли в бездействии. У мельницы бросила якорь обветшавшая мореходная барка, паруса которой пожелтели от времени, хотя мачты и снасти, судя по виду, были в полной сохранности. Заброшенная барка плотно застряла в тине, но казалось, она в любой момент может встрепенуться, вырвать свой киль из вязкого ила и поднять парус.

Крепкий запах бродящего хмеля смешивался с застарелым запахом хлебных зерен, втоптанных в глиняный пол мельницы сотнями подошв. Вечером люди то и дело заглядывали на мельницу, и многие покидали ее на шатких, непослушных ногах. А-сак наблюдал за ними, надеясь, что кто-нибудь рухнет в воду, рядом с застывшей в непробудном сне баркой.

Наконец все стихло. Не решаясь идти по прежней части, молодой лис вскочил на каменный парапет моста и перебрался на другой берег. К тому времени наступил отлив, река обмелела, и на илистом дне поблескивали лишь небольшие лужицы.

Теперь А-сак двигался на восток, вдоль дамбы, что тянулась по другой стороне реки. По дороге ему встретилась свалка, служившая приютом двум лисьим семействам и нескольким стаям чаек. То была свалка отбросов, а не железного лома, и там стояла такая вонь, что А-сак едва не задохнулся. Чайки, завидев лиса, поднялись в воздух и принялись кружить над чужаком. Птицы в большинстве своем тоже были молоды и еще не успели сменить оперение, но держались на крыльях уверенно.

— Вам нечего меня бояться, — крикнул лис, задрав голову. — Убирайтесь!

Однако чайки не отставали. А-сак пытался объяснить им, что не собирается на них охотиться — ведь они такие же белые, как и он сам, и попадись кто из них лису в зубы, ему бы казалось, что он пожирает свою собственную плоть. Но чайки не понимали его слов или просто не желали слушать и продолжали носиться над А-саком, едва не касаясь его крыльями, и выкрикивать на своем языке какие-то оскорбления. Наконец свалка осталась позади, чайки угомонились, и А-сак смог без помех продолжить путь. До самого утра он шел вдоль дамбы, а потом углубился в топкие болотистые равнины. Ему понадобилось немало времени, чтобы притерпеться к их зловонным миазмам.