устроить такой вечер, — сказал Ричард, хотя ему вовсе не хотелось покидать Кроссроудз.
— Но мы не допустим этого! — воскликнула Дженни Ли.
Джо Янгблад поднялся с места и снова помешал угли в камине. Потом задумчиво уставился в потолок. Он вспомнил последнее посещение учителя, как они сидели тут, в этой комнате, и какое у них было тогда настроение, и что говорилось про единство негров, и что сказала тогда Лори Ли. С тех пор он много думал об этом. Он откашлялся и обвел всех взглядом. — Мне кажется, если негры решат стоять друг за друга, тогда нам нечего и беспокоиться о том, что сделают белые.
Лори Ли посмотрела на Джо.
— Ты прав, Джо. И все-таки… Нет, ты прав, конечно. Особенно если пастор Ледбеттер собирается тоже принять участие. Если все прихожане и все члены ложи поддержат нас, белые ничего не сделают. Белые никогда не лезут на рожон, если они не уверены, что их во сто раз больше, чем нас. Но уж если они начнут заваруху, то мы, ей-богу, докончим!
— И мы им не позволим уволить мистера Майлза! — заявила Дженни Ли.
— А коли так, то ты будешь петь в хоре, девочка, — сказал мистер Майлз. — Можешь не сомневаться!
Все рассмеялись.
Робу казалось, что сейчас у него грудь разорвется от волнения. Он подошел к мистеру Майлзу и протянул ему руку.
— Я так и знал, мистер Майлз, что вы что-нибудь придумаете. Имейте в виду, наша семья полностью, на все сто процентов поддержит вас.
Ричард схватил руку мальчика и стиснул с такой силой, что сам смутился. И тут же поднялся и стал прощаться, размышляя, как бы намекнуть им, чтобы они держали план вечера в тайне. Он не знал, как этo лучше сказать — вдруг заподозрят его в недоверии? Он пожал всем руки и, уже выходя, заметил:
— Кроме священника Ледбеттера и меня, вы пока единственные знаете об этом плане.
Лори улыбнулась.
— Не бойтесь, мы не разболтаем. Начни только болтать, сразу же дойдет до мистера Чарли.
Хозяева рассмеялись, и Ричард Майлз тоже.
Он вышел от Янгбладов в отличном расположении духа и, хотя было уже поздно и ночь выдалась холодная, пошел пешком на Монро-террас, где жила Джозефин Роллинс. У него было такое чувство, словно он побывал в кругу своих родных. Они у него в далеком Бруклине, поэтому он так ценит поддержку Янгбладов.
Джозефин Ролликс была для Ричарда не просто знакомой. Они нравились друг другу. Усевшись напротив Джозефин в ее маленькой чистенькой гостиной, Ричард поделился с ней своими планами относительно вечера. Она уже, видимо, собралась ложиться спать: из-под светло-голубого халатика виднелся подол ночной рубашки, глаза у нее были совсем сонные, веки отяжелели. Когда Ричард ей все рассказал, Джозефин заявила, что он затевает ужасное дело. Белые в Кроссроудзе не так уж плохо относятся к неграм, не сравнить с иными местами на Юге. Спор с Джозефин затянулся почти до утра.
Ричард всячески пытался унять свой гнев, но он сердился на Джозефин куда больше, чем на кого- либо другого, потому что она ему нравилась. Она твердила, что мистер Блэйк все равно не допустит того, что Ричард задумал, а он отвечал ей, что мистеру Блэйку и не нужно ничего знать заранее. Вообще никто не должен ничего знать, даже ребята — участники хора. Ричард и Джозефин все сильнее злились друг на друга, пряча это, однако, за вежливыми фразами. Но когда Джозефин заявила, что северяне приносят им больше вреда, чем пользы, Ричард осведомился, действительно ли она верит, что негры на Юге счастливы и довольны своей жизнью. Тут Джозефин вскочила и напомнила, что уже очень поздно; спасибо ему за доверие, но расхлебывать потом этот скандал она не желает.
— Я, как всегда, буду аккомпанировать и на вечере и на репетициях. Я не побегу доносить белым, можете не беспокоиться! Но вы у меня не были, и я ничего не знаю!
Она избегала его взгляда. Всегда мелодичный голос Джозефин звучал сейчас хрипло, казался незнакомым. Она проводила Ричарда до дверей и, прощаясь, остановилась у порога. От фонарика под потолком на ее милое темное лицо ложились зыбкие тени.
Прошло еще два или три дня, прежде чем репетиции развернулись полным ходом, а затем ежедневно в два часа все участники хора, радостно настроенные, спешили из класса в зал на спевку. Когда они собрались там в первый раз, мистер Майлз заверил их, что это будет самый лучший концерт в истории Плезант-гроувской школы и даже всего Кроссроудза. Негры будут гордиться своим концертом, поэтому он просит ребят готовиться как можно старательнее. Джозефин Роллинс аккомпанировала на рояле и помогала разучивать песни. Казалось, будто ничего и не произошло между нею и Ричардом. Может быть, он и не был у нее в тот вечер, может быть, ему это только приснилось?
Накануне праздника все участники построились парами и прошествовали на репетицию в центр, к залу городской ратуши, где должен был состояться концерт. Разные чувства одолевали ребят — и гордость, и счастье, и желание пошалить, когда они шли через Белый город и по бульвару Джефферсона Дэйвиса, мимо великолепных особняков белых богачей. Репетировали в большом зале. Ричард Майлз сумел внушить почти всем, что они должны гордиться своим участием в вечере. Священник Ледбеттер объявлял каждый день с церковной кафедры о предстоящем событии и даже поместил специальное извещение в своем еженедельном бюллетене. Он говорил после проповеди:
— Ваши дети готовятся петь не для наших белых друзей, хотя мы будем очень рады их посещению. Они готовятся петь для нас самих. Господу великому слава! Они будут петь во имя наших отцов и дедов, во имя прошлых поколений и во имя будущих! Приходите же в пятницу вечером, братья и сестры! Приходите сами и приводите с собой
После генеральной репетиции Ричард Майлз уходил из ратуши вместе с Джозефин Роллинс. Ребят он отпустил, а сам остался с ней заканчивать последние приготовления. Нервы Джозефин были возбуждены до предела, но она старалась это скрыть. Когда они спускались вместе по мраморным ступеням ратуши, сна искоса взглянула на Ричарда и быстро отвела глаза.
— Ну, профессор, как будто все в порядке. Кажется, все готово, чтобы ввести вашу паству чрез Жемчужные врата? — спросила она с усмешкой.
Ее замечание вызвало у Ричарда вспышку ярости. За эти недели, пока шли репетиции, она ни разу не обмолвилась по поводу программы, которую увлеченно составлял он с пастором и Робом. Не намекнула ни словом, ни взглядом, ни взмахом ресниц. Она оставалась неизменно деликатной, милой и услужливой в течение всей подготовки к вечеру. Сейчас Ричарду было не до шуток, и легкомысленный тон Джозефин казался ему вовсе неуместным. Он думал о том, как воспримут завтра дети его сообщение о специальной части программы. Его мучила тревога, как отнесется к ней публика, особенно белые.
— Мне думается, все сделано, — ответил он и, попрощавшись с Джозефин, быстро зашагал прочь.
Ричард еще не дошел до дому, как начался дождь. Он лил не переставая до семи часов утра. Темное небо было обложено свинцовыми тучами. Когда Ричард уже собрался идти в школу, позвонил по телефону пастор Ледбеттер.
— Ну как, мой просвещенный интеллектуальный борец, молились ли вы сегодня утром на коленях? — шутливо задал он вопрос, который задавал своим прихожанам в церкви.
— Нет еще, сэр, нет. Мне казалось, что это больше по вашей части! — ответил Ричард в том же шутливом тоне, стараясь не выдать снедавшей его тревоги. — У вас в этих делах куда больше опыта, чем у меня!
— Да, тут уж придется, пожалуй, долгонько простоять на коленях, потому что среди белых есть весьма несимпатичные господа, и погода на дворе тоже прескверная!
Священник повесил трубку, а у Ричарда в ушах долго еще звучал его раскатистый смех, как бы смывавший тревожное настроение этого утра.
Около половины третьего выглянуло солнце и оставалось на небе весь день. Концерт был назначен на восемь тридцать. Но Ричард приказал участникам собраться к семи. Когда он подходил к ратуше, у входа уже толпились люди — цветные и белые, хотя, конечно, цветных было больше, главным образом
