причина, по которой я еще жив, — это то, что я постоянно бежал от них подальше.
— Бежать от них, бежать! — заорал Барбатов. — Только это вы, евреи, и умели делать веками. Даже когда евреи поднимали восстание в гетто и начинали борьбу с фашистами, они знали, что не смогут победить, и воевали только для того, чтобы заключить сделку. Слышишь, им всегда нужно только одно — заключить сделку! — Барбатов наклонился, почти касаясь лица Левантера своим вспотевшим лбом.
— Всех этих евреев уничтожили, товарищ капитан, — терпеливо сказал Левантер и разложил перед ним готовые бумаги.
— Согласен. Но даже в гетто они умудрялись устраивать торговлю, ты это понимаешь? Они выторговывали себе пулю, чтобы не попасть в газовую камеру. Смерть от пули была для них выгодной сделкой!
Левантер поднял глаза от списков.
— Сейчас мне нужно закончить работу, товарищ капитан, — сказал он.
Вдруг Барбатов улыбнулся и язвительным тоном сказал:
— Не следует мне спорить с таким умным, как ты, Левантер. Прости меня, дремучего скобаря.
И отправился к себе спать.
Через два месяца после того, как Левантер был приписан к его батальону, капитан Барбатов получил от командира полка благодарность за достижения, которых он добился в организации боевой подготовки и наведении дисциплины в штрафной роте, а также за строгое соблюдение устава. Прошел еще один месяц. Учебная программа, как того и добивался Барбатов, становилась все труднее, и Левантер старался изо всех сил, чтобы как-то смягчить положение призывников, продолжая сокращать число людей, получающих взыскание. Но делал он это в полной секретности.
Многие студенты, завидуя легкой жизни Левантера и считая его явным пособником начальства, относились к нему враждебно. Они обвиняли его в том, что он предлагал для них трудные упражнения, от которых сам был освобожден. Именно его они обвиняли и в гибели двух студентов от перенапряжения, и в отсутствии в штрафной роте качественной медицинской помощи и условий для отдыха.
Барбатов знал, что студенты возмущены особым положением Левантера, и, впадая во все большую зависимость от своего адъютанта, стал испытывать к нему раздражение и недовольство. Часто, напившись в доску, он грозил Левантеру, что отошлет его жить в палатку. Левантер не воспринимал угрозы Барбатова всерьез; он был уверен, что капитан не справится со своими делами в одиночку и сам прекрасно это знает.
Как-то утром, незадолго до рассвета, Левантера разбудил шум резко затормозившей машины. Несколько мгновений спустя в комнату ворвался Барбатов в каске и маскхалате. С его плеча свисал автомат, на поясе болтались две тяжелые противотанковые гранаты. Левантер вскочил с постели, а пьяный Барбатов стал прохаживаться по комнате, словно в поисках чего-то недостающего. Вдруг взгляд его упал на грязную салфетку на полу. Глаза Барбатова угрожающе блеснули, он повернулся к Левантеру.
— Это что такое? Ресторан? Гостиница? — завопил он, указывая на салфетку. От ярости его лицо налилось кровью. — А ну, убери эту гадость! Немедленно! — потребовал он.
Левантер вскочил и наклонился, чтобы поднять салфетку, но Барбатов оттолкнул его в сторону:
— Нет, не рукой! Пришпили ее к стене своим обрезанным хером! — Из-за выпитой водки речь его была невнятной, голос — глухим. Левантер встал по стойке «смирно», притворившись, что не расслышал. — Кому я сказал, убрать этот мусор обрубком своего члена!
Левантер не шевельнулся. Барбатов сжимал и разжимал кулаки:
— Отказ подчиниться приказу начальника? Немедленно надеть полную полевую форму! Марш!
Левантер оделся под взглядом Барбатова. Он едва успел застегнуть брюки и зашнуровать ботинки. Схватив ружье и подвешенный к саперной лопатке вещмешок, Левантер вытянулся по стойке 'смирно'.
— В машину! — скомандовал Барбатов.
Они прибыли на полигон, изрытая ямами территория которого была усыпана студентами из его батальона. Барбатов велел всем выстроиться у полосы препятствий для наблюдения за показательным упражнением. Он вытолкнул Левантера из машины и заставил его стоять навытяжку, пока солдаты выстраивались возле полосы. Барбатов стоял на сиденье своей машины.
— Это рядовой Левантер, — прокричал он в громкоговоритель, указывая на отделенную от остальных фигуру. — Подобно всем его соплеменникам, он заключил выгодную сделку: отвечает за планирование упражнений, выполнять которые обязаны только вы. Левантер считает себя слишком умным, чтобы самому их выполнять. А поскольку он слишком умный, — добавил Барбатов, протянув с ухмылкой последнее слово, — Левантер покажет вам, тупым мужланам, как это надо делать. — Он глянул свысока на Левантера и рявкнул: — Готов?
Отдав честь, Левантер попытался выкинуть все мысли из головы и отключиться.
— В атаку! — прокричал Барбатов, выпрыгивая из машины.
Скрючившись, с ружьем в руке, Левантер побежал.
— Автоматный огонь! — рявкнул Барбатов.
Левантер кувырнулся через парапет на влажный, только что взрытый дерн ближайшей траншеи. Его вещмешок и лопатка свалились ему под ноги, и он с трудом успел подхватить их, когда последовала следующая команда — 'В атаку!'. Уже задыхаясь, Левантер выкарабкался из траншеи. Когда он пополз дальше, ощущая запах свежей травы, раздался крик Барбатова: 'В землю!', и он снова свалился в грязь, которая залепила ему глаза и забилась в рот. Жесткий ремешок новой каски впивался в подбородок, и Левантер чувствовал, что шинель трещит по швам. Барбатов бежал рядом.
— Танки! Окапываться!
Левантер достал лопатку, но лезвие заклинило. Студенты, выстроившиеся вдоль полосы препятствий, громко выкрикивали оскорбительные советы. Барбатов снова прокричал: 'В атаку!' Левантер с трудом встал на ноги. Он был испачкан грязью и глиной и с трудом дышал — его горло было забито слизью, и боль сдавливала грудь. Он попытался перескочить через следующую траншею, но неудачно: снова рухнул в яму. Выкарабкавшись, Левантер перекатился в следующую траншею. Из раны на голове текла кровь, и когда он поднялся до бруствера, в глазах у него потемнело. Он попробовал преодолеть еще одну траншею, но ноги его не слушались, и он рухнул в дыру головой вниз.
Левантер медленно приходил в себя. Он слышал, как вдали марширует взвод: шаги становились все менее отчетливыми, а песня слабее. Грязный и опустошенный, он лежал на шинели Барбатова. Капитан стоял на коленях возле него, лил ему на лицо кофе из жестяного кувшина и вытирал носовым платком грязь со лба и щек.
— Теперь ты убедился, глупый мальчишка, — бормотал он, и на лбу его прорезалась морщина тревоги. — Вот что бывает, когда есть только мозги и нет мускулов!
Он ухмыльнулся, поднял Левантера на ноги и повел к автомобилю. Сидя за рулем, Барбатов с извиняющимся видом поглядывал на своего подопечного. В бараке он помог Левантеру раздеться. Потом пошел к себе и вернулся с несколькими бутылками лучшего пива.
Вечером на следующей неделе Барбатов снова подделал пропуск, подмигнул Левантеру и уехал в деревню. В полночь Левантер вошел в комнату капитана. Как обычно, Барбатов не взял с собой ни служебного револьвера, ни партбилета и вдобавок оставил раскрытой карту с предстоящими дивизионными маневрами. На карте стоял гриф 'секретно'.
Левантер приподнял черную штору. Чтобы привлечь внимание военного патруля, он включил свет. Через несколько минут перед казармами остановилась машина, и в дом ворвался патруль. Спросили Барбатова. Левантер предъявил им свои документы и с невозмутимым лицом объяснил, что капитан Барбатов вечером уехал в город. Один из патрульных немедленно позвонил в штаб полка, где ему сообщили, что Барбатов не имеет права покидать пределы части. Патрульные забрали оружие капитана, его партбилет, карту дивизионных маневров и несколько обнаруженных ими чистых бланков пропусков. Потом заперли и опечатали дверь, после чего, не сказав ни слова, удалились.
На следующее утро Левантер узнал, что капитан Барбатов больше не является командиром исправительного батальона. Левантеру велели выполнять обычные обязанности рядового. Когда он переносил свои вещи в палатку, солдаты встретили его насмешками и, похохатывая, рассказали, что его покровителя задержали пьяным и с поддельным пропуском при возвращении в часть, так что теперь тому грозит трибунал.
