на охвативший меня ужас.
Я хотел позвонить Кэйрин, но понял, что у меня на это не хватит сил. В голове снова стали мелькать мысли, не появлявшиеся уже несколько месяцев. Я вспомнил свои детские фантазии, в которых мой отец посещал дома своих рабочих и ужинал вместе с ними. И я говорил себе, что это просто замечательно — быть сыном такого выдающегося человека, пусть за это и надо платить: отец уделяет мне недостаточно много времени. Ведь ему приходится заботиться о целой толпе мужчин и женщин, поэтому у меня нет никаких оснований требовать, чтобы он оказывал своему домашнему очагу предпочтение перед любым другим из очагов Пенсильвании. Я и мысли допустить не мог, что отец не обращает на меня внимания просто потому, что я — ребенок.
Даже если бы мой отец был жив, он бы не знал обо мне ничего. Не думаю, что спроси вы его, какой у меня рост или чем я болел в детстве, вы получили бы ответ. Он, наверное, не имел бы представления о моих вкусах, моих друзьях, моих идеях. А что он, человек, который отказывался посещать страны, не связанные деловыми отношениями с американской тяжелой промышленностью, мог бы сказать о годах, проведенных мною за границей?
Я хотел бы больше узнать про моего отца и мою семью, хотел бы поговорить с его бывшими партнерами, которые были связаны с ним почти всю свою жизнь. Надеюсь, это мое скромное желание не доставит неудобств ни им, ни руководству Компании.
В последние дни я несколько раз испытывал странное ощущение: я видел окружающий мир предельно отчетливо, но в то же время он казался мне ужасно далеким. Вещи дрожали и тянулись ко мне, но я не мог до них дотронуться. Это ощущение напоминало то, которое возникает, когда выходишь из фотолаборатории на яркий свет. Мне стало страшно. А вдруг это ощущение так никогда и не пройдет? И окажется, что я единственный в мире чувствую себя так и поэтому не смогу никому объяснить, что происходит со мной.
Вся культура тибетцев построена на идее смерти и следующих за ней различных состояний. Их символы, их язык позволяют объяснить, что чувствует умирающий и что чувствует покойник.
В Непале беженец из Тибета рассказал мне, что он уже неоднократно умирал, прежде чем возродиться в своей теперешней форме. Он сказал, что, когда приблизится очередная смерть, он выберет своих будущих родителей и место рождения и передаст эти сведения другим. После его телесной смерти начнутся поиски ребенка, в которого он перевоплотился. Ребенок, который опознает вещи, принадлежавшие ему в предыдущей жизни, и есть его новое воплощение.
В нашем языке нет слов, чтобы рассказать о таких странных вещах, как смерть или жизнь после смерти.
Он опустил окно, и резкий ветер ударил ему в лицо. Автомобиль раскачивался из стороны в сторону в такт с кронами вязов, росших по сторонам дороги. Впереди шоссе и деревья исчезали в темноте. Уэйлин остановил машину, вышел и пошел по направлению к лесу.
Он поплотнее укутался в плащ и вошел под сень деревьев. Тут стоял штиль, земля была сухой и песчаной, и только высоко над головой порывы ветра трепали кроны. Дождь не проникал сюда, и Уэйлин услышал, как в высокой траве стрекочут кузнечики.
Этот звук пленил его. Ему удалось найти в разгар бури единственное спокойное место на земле и услышать голос земли, зовущий его к себе.
В этих краях полным-полно патриотов, если просекаешь, на что я намекаю. Пару лет назад, когда американские машины продавались хреново, владельцам иномарок пришлось туго. Заезжаешь на заправку на ненашей тачке, а заправщик тебе тихонечко в бак спустит пару кубиков сахара — типа в подарок от детройтских работяг. Движку сахар не по вкусу: начинает тарахтеть, стучать и вскоре глохнет. Водители не могут просечь, в чем дело, а механики тоже с движком ничего поделать не могут, если сахаром нутро забило. Так что ты, приятель, не дурак, раз прикрыл твоего двенадцатицилиндрового макаронника капотом доброго старого «форда».
Я уже много лет наблюдаю за птицами. Европейская кукушка прилетает в Америку, занимает лучшее гнездо, но не хочет сама добывать себе пишу. Да, сэр, она такая лентяйка. Но она знает, что наши птицы никого не оставят в беде. Они начинают приносить ей пищу, хотя им самим, бывает, не хватает.
А теперь возьмем американских кукушек. Они не живут на пособие по бедности. Они и кормят себя сами, и гнезда себе строят. Это верно, что иногда они вынуждены селиться в чужих гнездах, что порой им приходится выкинуть оттуда пару-другую старых яиц, но уж если они заняли гнездо, то, будьте уверены, они его приведут в порядок, вырастят в нем своих детей да еще и друзей жить позовут.
Лето близилось к концу. Листья еще не пожелтели, но в воздухе уже пахло увяданием. Слоистые серые облака низко висели над лесами, дорогами, домами, рекламными щитами. Туман на мгновение разрывался, обнажая шпили небоскребов, и снова смыкался вокруг них.
Уэйлин свернул на набережную, проехал мост и вокзал, запарковал машину на платной стоянке, вышел и пошел пешком. Он окинул взглядом реку, заметил что-то, видимое ему одному, спустился по лестнице к воде и стал ждать.
Много лет назад зимней ночью он и Питер, один из его друзей по школе, решили во время похода пересечь реку. Сквозь густой туман лишь изредка можно было разглядеть огни на другом берегу. Джонатан отвязал от пирса одну из старых бесхозных лодок; Питер спрыгнул в лодку и уселся на корме, вцепившись руками в два старых весла. Затем Джонатан по льду дошел до лодки и взобрался в нее. Быстрое течение подхватило задрожавшую всем корпусом лодку и понесло прочь от берега. Джонатан вытянул ноги, неуклюже опустил весла в воду и, навалившись на них всем своим весом, попытался направить лодку к другому берегу. Они все время натыкались на плававшие повсюду глыбы льда размером с добрый валун. В темноте льдины царапали острыми краями борта лодки, которую несло стремительным током воды к устью. Вскоре они уже не видели огней ни справа, ни слева. До них дошло, что лодка миновала мол и их вот-вот вынесет в открытый океан.
В висках у Джонатана стучало, ветер холодил пот на лбу. Он знал, что уже не в силах совладать с лодкой, и впал от этого в какую-то эйфорию. В порыве безрассудной храбрости он выпустил весла из рук. Питер понял, что Джонатан сдался, и начал рыдать. Внезапно большая волна перехлестнула через борт и смыла Джонатана. Острые края льдин резали лицо и руки, и он ожидал, что с минуты на минуту одно из таких ледяных лезвий перережет ему горло. Его быстро несло какое-то время, а затем с размаху ударило обо что-то твердое. Это была дамба. Джонатан выполз на сушу и оглянулся; Питер был позади в воде. Питер уже тонул; это Джонатан понял по тому, каким обмякшим было тело, когда он выволок его из воды. Питер рухнул без сознания на мокрые камни, и Джонатану пришлось тащить его на себе через поле и заросли кустарника до автострады. В двухстах ярдах от того места, где они вышли на дорогу, сквозь туман виднелась неоновая вывеска бензоколонки.
Когда Джонатан ввалился в помещение бензоколонки, служащий кинул на него беглый взгляд, кивнул и вновь погрузился в чтение газеты. Джонатан положил Питера на пол, стянул с него обледеневшую куртку, рубашку, брюки и полные воды ботинки. Служащий бензоколонки понял, что нужно что-то делать, только когда увидел нагое тело Питера, лежащее на полу. В гараже он отыскал испачканный краской кусок брезента. Они завернули в него Питера и перенесли в офис. Затем служащий вызвал полицию.
