Черчилль и начальник его штаба генерал Хастингс Измей одобрили оба плана и приказали осуществить их. План профессора был назван «планом Бримстон», а план Монтегю — «операцией Минсмит».
Нас собрали в небольшом закопченном здании Норд Джи Хауз, где помещается так называемое Внутреннее Бюро Исследований. Сэр Измей сказал нам, что нас удостоили чести выполнять предельно секретную работу и мы должны оправдать оказанное нам доверие.
С нас всех взяли дополнительную подписку о том, что мы будем хранить в строжайшей тайне работу нашей специальной группы.
Начальник группы — смуглый, высохший как мумия полковник Кэрфакс собрал нас после совещания в своем кабинете и объяснил общий план операции.
Мы должны подобрать подходящего агента и послать его в одну из стран, оккупированных противником, или прямо в Германию. Этому агенту будет поручено передать кое-кому документ дезинформационного характера.
Но как только он будет заброшен к противнику, мы тем или иным способом уведомим противника о посылке агента. Его арестуют и найдут документ, касающийся «плана Бримстон». Арестованный будет казнен, как изобличенный агент. Если противник поверит изъятому документу, он начнет укреплять Сардинию за счет Сицилии. Часть войск будет переброшена из Сицилии, и цель нашей агентурной операции будет достигнута.
— Значит, мы пошлем агента на верную смерть? — спросил я.
— Очевидно, — ответил Кэрфакс.
— А он будет знать об этом?
Кэрфакс улыбнулся уголком рта.
— Рябчику не докладывают, под каким соусом его подадут.
— А о том, что что документ — дезинформация?
— Ему будет сказано, что документ подлинный.
Кэрфакс предупредил, что профессор Шаттлбюри дал нам только схему, а мы должны наполнить ее конкретным содержанием, придумывая детали со всеми вариантами.
Эймз ночью вылетел куда-то. Очевидно, задание было настолько экстренным, что он даже не успел проститься со мной.
Надо отобрать подходящего агента — для выполнения роли рябчика. Кэрфакс приказал работникам группы ознакомиться с агентами, имеющими опыт зарубежной работы и состоящими в особом резерве. После первого тура было отобрано семь агентов. Мне поручили побеседовать с двумя из них и дать заключение.
Первый — виолончелист, уроженец Ямайки, работал в Каире, в отеле «Семирамис», весьма представительный, похож на банкира. Был отозван из Египта за то, что спутался с одной египтянкой- студенткой, которая показалась нам подозрительной. После ее скоропостижной смерти (отравилась рыбой) выяснилось, что ее убрали по недоразумению. Студентка оказалась однофамилицей той женщины, которая была сестрой коммуниста и подлежала устранению.
Виолончелист произвел на меня неважное впечатление — слишком медлителен и солиден, не похож на человека, которого английская разведка послала за границу с ответственным заданием. Я доложил Кэрфаксу: не подходит.
Второй агент — шведка, выполняла наши поручения в Стамбуле и Женеве, очень красивая, аристократка. Знает французский, датский, норвежский и финский. Кэрфакс склоняется к тому, чтобы послать ее из Швеции в Данию, оттуда она проберется в Гамбург и там будет поймана (с нашей помощью) гестаповцами.
В ходе беседы мне показалось, что она что-то скрывает. Во всяком случае она не вполне искренна с нами. Выдерживает даже самый пристальный взгляд, но в глубине ее глаз пробегают чуть заметные тени. Ее следовало бы тщательно проверить. Известно, что в Женеве она была любовницей японца — члена правления Банка международных расчетов. А что, если она завербована японцами?
Поручать ей что-либо по линии «Бримстона» рискованно. Я уговорил Кэрфакса не посвящать ее в наше дело.
Вернулся Эймз. Был у меня. Сообщил, что был в Испании. Там — на этот раз в Сарагосе — состоялась тайная встреча А (гостя из Англии) с Б (гостем из Германии). На этот раз от английской стороны был другой — крупный финансист, друг премьера, а от немцев тот же самый — сутулый, с длинным носом, приезжавший в Эскориал.
Мистеру Б снова сообщили, что мы готовимся к высадке в Сицилии, но будем делать вид, что высадимся в других местах. Б говорил о том, что имперское управление безопасности, возглавляемое Кальтенбруннером, приказало своим резидентурам в Швейцарии и Испании подставлять своих агентов англичанам с тем, чтобы эти агенты, будучи завербованы английской разведкой, включались в каналы ее работы. В общем, Кальтенбруннер энергично проводит встречные комбинации против английской и американской разведок.
Я спросил Эймза:
— Значит, ты ездил только для этого? Устроить встречу?
— Нет, у меня было еще одно поручение. Я привез того самого француза, которого мы допрашивали в Ктасабланке. Марло его перевербовал и пустил по русской линии. Подставлял в Каире к некоторым русским, но ничего не получилось. Кэрфакс хочет использовать его по линии «Бримстона».
— Послать его к немцам?
— Да. В качестве гамбитной пешки.
Я поинтересовался: узнал ли Эймз, кто этот гость из Германии, мистер Б? Эймз пожал плечами и высказал предположение, что Б — очень важная персона, вероятно, один из главарей антигитлеровского заговора.
— Хочется все-таки узнать, кто же он?
— Это станет известно когда-нибудь… после войны.
— Ты давно виделся с Лилиан? Как они там?
Я задал этот вопрос без всякой задней мысли. Но Эймз почему-то бросил на меня взгляд и, перед тем как ответить, закурил сигару. Он был смущен и не смог скрыть этого.
— Ты делаешь вид, что не расслышал?
— Почему ты у меня спрашиваешь? — Он поднял левую бровь, как будто вставлял в глаз монокль. — Я хотел спросить тебя о том же.
— Если бы я видел кого-нибудь из них, то сказал бы тебе.
Эймз перевел разговор на бой быков, который он видел в Сарагосе. Мне непонятно, почему Эймз так странно реагировал на вопрос о Лилиан?
Я увидел Мухина у входа в универмаг Сельфриджа. Он медленно пошел в сторону Гайд-парка и дойдя до угла свернул налево, на Парк-лейн — шел к себе в отель. Я нагнал его.
— Приятная встреча, — сказал приветливо Мухин, широко улыбаясь. — Как раз вчера мы говорили с Лилиан о вас.
Мухин сообщил, что приехал из Москвы шеф Лилиан — мистер Поуэл, шумный, веселый человек, умница, но во многих вопросах блещет полным невежеством. Искренне опасается того, что в конце войны советские танки дойдут до Гибралтара.
Мы рассмеялись. Затем Мухин сказал, что учит Лилиан русскому языку, она решила ехать в Москву в середине будущего месяца.
— В Москву? — удивился я.
— А вы разве не знаете? — удивился в свою очередь Мухин. — Лилиан сказала об этом майору Эймзу. Как раз в тот день, когда он улетал в Испанию. Они были в кино.
— Возможно, что и говорил, но я пропустил мимо ушей.
