перекрикивая общие вопли. Генерал был не слишком уверен, что аборигены умеют считать.
— Мы привели сюда двадцать три десятка воинов, — ровным голосом проговорил, молчавший до сей поры шаман. — Ещё шестнадцать десятков подойдут в течение двух дней. Также мы предоставим тридцать одного шамана, они, безусловно, слабее ваших магов, но тоже будут неплохой подмогой. Но мы бы хотели получить настоящее, железное оружие на всех, и обсудить нашу роль в предстоящей войне.
Генерал только и делал, что хлопал глазами, слушая эту тираду.
* * *
— Признаюсь честно, сударь, вы меня не слабо огорошили, — с улыбкой признался Морозов. — Ещё кофе?
— Нет, благодарю вас. Ну, так что же, вы думаете, что все гоблины поголовно неграмотные дикари? — улыбнулся в ответ шаман.
— Да нет, конечно! На материке ваши соплеменники служат и в армии, и в других местах — там это дело привычное, но здесь, на острове…
— Здесь за нами закрепилась репутация малограмотных охотников и кочевников, — продолжая улыбаться, мягко продолжил гоблин. — Но это всё временно, вы же понимаете… Мы, найхэ, если хотим занять достойное место в Империи, безусловно, должны стремиться к новым знаниям. Смело могу заявить, что я и несколько моих соплеменников, первыми поняли это и именно поэтому решились на обучение в вашей миссионерской школе. Долгие годы, которые мы даже, увы, не можем и сосчитать, наш народ был оторван от большого мира. Где-то там происходили великие события, которые наш разум, к сожалению, не может осознать, а мы тихо прозябали в этой глуши. Но теперь настала пора всё изменить…
Чем дольше генерал беседовал с этим маленьким человечком, тем больше он поражался его недюжинному разуму. Без сомнений, по меркам своего народа, он являлся настоящим гением, да и в большом мире наверняка бы не потерялся. Бесконечно жаль было, что шаман был уже в возрасте, и по его собственным словам уже 'терял хватку к обучению'.
…Шамана звали Вэхэ Джаларай, и он оказался предводителем всех своих коллег на Монероне. Как оказалась функции шаманов в племенах не ограничивались лишь пресловутым 'общением с духами'. Они выполняли функции религиозных и научных лидеров — передавали знания от поколения к поколению, всячески охраняя их и преумножая.
Когда-то давно пришельцы с большой земли вызвали у гоблинов вполне резонную опаску, и именно поэтому они и избегали тесных контактов с рарденцами. Но когда Вэхэ стал Верховным Шаманом, он сделал всё возможное, чтобы сломать эту систему — он понял, что если гоблины замкнуться в своём узком социуме, то рано или поздно, народ найхэ выродится или, что ещё хуже — окажется раздавлен стальным катком прогресса.
Как маленький гоблин осознал это — одному Сотеру известно, но вскоре он сумел привести к власти лояльных ему военного и мирного вождей, а потом начал широчайшие реформы в подвластных племенах. Косность и недальновидность мышления простых соплеменников здорово тормозили этот процесс — лишь единицы соглашались отдавать своих детей в приходские школы, а из старшего поколения учиться не захотел практически никто.
Но Вэхэ бросил все свои дела, лишь прослышав о созыве ополчения острова. Из уроков учителей и прочитанных книг он знал, что в Империи его созывают лишь тогда, когда положение по-настоящему отчаянное и другого выхода просто нет. С максимально возможной энергией шаман начал подбивать соплеменников присоединиться к людям в грядущей войне. При этом он естественно преследовал несколько целей, но основной, конечно же, было защита своей родной земли — гоблины быстро сообразили, что какие-то новые, неизвестные пришельцы вполне могут оказаться не столь миролюбивы, как рарденцы.
Официальная колониальная политика Империи строилась в первую очередь на постепенной и всеобъемлющей культурной ассимиляции малых народов, с заимствованием всего полезного и сохранением индивидуальных особенностей. Иными словами, аборигены просто становились рарденцами — принимали официальный язык Империи, получали доступ к службе в гражданских и военных учреждениях и тому подобное. В то же время им не возбранялось сохранять свои обычаи, праздники, даже религию.
Рарден умел ждать.
За многие столетия именно такая тактика была признана наилучшей — за всё время существование Империи в её состав влилось огромное количество народов и рас. Проходило время и на месте крохотных стойбищ поднимались современные города, а вчерашние дикари становились полноправными гражданами страны. Политика мирной ассимиляции приводила к тому, что основная масса населения считала себя именно рарденцами, и не вспоминала про различия. Конечно же, не везде так было гладко в этом отношение, были в Империи и просто вечно недовольные граждане, и настоящие инсургенты. Но в основном-то всё было мирно…
Так было в Рардене, но не во всём мире.
Те же ниаронцы (Вэхэ просто не знал этого), например, претворяли в жизнь политику господствующей расы. Титульная нация людей в их государстве обладала всеми правами свободной личности, а иные расы испытывали значительные поражения в правах, да и относились к ним как людям второго сорта. Конечно, в былые крайности эльфов Сонариэна ниаронцы не впадали, и никого не жги и не вешали только потому, что он не похож на них, но всё же…
Верховный шаман интуитивно почуял, что лучше старый и хорошо знакомый сосед, чем кто-то неизвестный. И он повёл соплеменников на войну, чтобы спасти свой народ, а заодно и встряхнуть застоявшуюся кровь соплеменников. Великие битвы народа найхэ остались лишь только в легендах, но людям всегда будет нужна слава и подвиги. А многие поколения гоблинов выросли, не зная ничего страшнее коротких межплеменных стычек и поединков 'суда духов', но теперь судьба властно кидала их в горнило большой войны. Вэхэ понимал, что многие, очень многие не вернуться с полей сражений, но те, кто вернуться (если вернуться) покроют себя великой славой, и уже никогда не смогут забыть жизнь больших городов и народов.
Это заставит найхэ влиться в большую семью Рардена.
— …Пора всё изменить, — говорил великий шаман, и Аристарх невольно заслушивался его размеренной речью. — Мы встанем плечом к плечу с вами в этой войне, мы заставим бежать нашу кровь быстрее, а сердце стучать звонче. Мы не хотим оказаться на обочине прогресса, и не стоит нас недооценивать. Конечно, вы, люди, куда более сильные и умелые воины, но… И мы не лыком шиты, — легко ввернул рарденское выражение Вэхэ. — Мы — охотники, и неважно на скольких ногах ходит зверь, пришедший на нашу землю с самыми злыми намерениями. Никто не знает леса Монерона, лучше нас, вам понадобятся наши проводники и следопыты.
Шаман замолчал и начал с задумчивым видом перебирать мелкие костяные чётки.
— Война кончится, — произнёс Морозов. — Рано или поздно. Мы победим или… — генерал оборвал фразу. — Каким вы видите своё будущее?
Вэхэ взглянул на генерала.
— Давайте я расскажу одну нашу… легенду, что ли? Да, легенду — по-другому и не скажешь…
На берегу моря, в маленьком рыбачьем селенье жили отец и сын. Отец подолгу уходил в море за рыбой, а его маленький сын оставался на берегу. Он садился на один и тот же большой плоский камень на берегу и глядел вдаль, высматривая маленькую рыбацкую лодочку. Но однажды отец не вернулся в положенный срок. Проходил день другой, а его всё не было, а сын всё также ждал его на берегу. Другие жители посёлка говорили: 'Твой отец, наверное, утонул, не жди его, иди домой'. Мальчик послушался их и пошёл домой, но сказал: 'Мой отец не утонул — он обещал вернуться, и он вернётся'.
С того дня он стал охотником, он раз за разом ходил в лес за добычей, а люди говорили: 'Это опасно малыш — не утруждай себя, иди к кому-нибудь в дом, о тебе позаботятся'. Но мальчик отвечал им: 'Когда вернётся отец, он спросит, что я делал всё то время, что он отсутствовал. Как я смогу сказать ему, что всё время прожил жалким нахлебником?'.
Шли годы, мальчик вырос и стал сильным и умелым охотником, но он так и не забыл отца. 'Отец вернётся и спросит, почему я такой слабый? Мне нельзя быть слабым — я стану самым лучшим, самым сильным охотником'…
