дальше.
Я выпил еще глоток рому, а потом позвонил дежурному по этажу и послал его за бритвенными принадлежностями и вечерней газетой.
Принеся то, что я просил, он с ухмылкой посмотрел на почти пустую бутылку на туалетном столике.
– Немножко отвели душу, капитан?
– Немножко, – признался я.
– Это хорошо, – мудро ответил он. И добавил, уходя: – Я все это постоянно твержу своей жене, но Мейбл не выносит спиртного.
Когда он ушел, я пересчитал свои деньги: оставалось двадцать восемь долларов.
Я быстро побрился, потом набрал в ванну холодной воды и сел в нее. Потом выпил кофе с печеньем и почитал вечернюю газету.
Полиция проследила меня до Даннеллона. 'Раскололся' толстый хозяин закусочной. Полицейские Клаузен и Ден вспомнили, что останавливали большой грузовик, который вел человек по имени Келли. Оба показали, что я мог находиться в спальном отделении и держать шофера на мушке. А полиция искала человека по имени Келли.
Если они его нашли, мне несдобровать.
Я вылез из ванны и вытерся. Задерживаться в Тампа было ошибкой. Надо было сразу двигаться дальше. Теперь уже поздно, но все равно надо как можно скорее выбраться из города, пока местная полиция не соткала свою сеть.
Пальцы меня плохо слушались. Было трудно застегнуть рубашку.
Одевшись, я доел печенье, допил кофе и ром, а потом посмотрелся в зеркало, висевшее над туалетным столиком. Не нужно иллюзий: я был похож на туриста с севера, как осетр на карпа. Я видел в зеркале высокого рыжеволосого и веснушчатого рыбака в странной шапочке, новых брюках со стрелочкой и узковатой в плечах рубашке. Неудивительно, что дежурный назвал меня 'капитаном'. Его не смутила моя внешность, он знал, к какой категории людей я отношусь. Я надел темные очки, но и они не поправили дела, скорее, наоборот. Тогда я выбросил очки в корзину и вышел из номера. Дежурный был уже другой. Он лишь скользнул по мне взглядом. Я положил ключ на мраморный столик и ушел.
Погода по-прежнему была жаркой. От пота рубашка скоро потемнела. Какое-то мгновение я стоял перед отелем, раздумывая, следует ли мне и впредь двигаться в сторону Форта-Майерс или действовать судя по обстановке. Если повезет, то я доберусь до Форта-Майерс и далее – до Гаваны. Если не повезет, то меня схватят.
Я перешел улицу, направляясь к автобусной станции, миновал полицейского, закусочную и подошел к окошечку кассы. В зале ожидания, казалось, не было никакой опасности для меня. Я купил билет до Бониты-Спрингс, который находился тремя остановками дальше Форта-Майерс, спросил, когда отправляется автобус. Мне ответили:
– В половине восьмого.
Я должен был ждать еще пятнадцать минут. В закусочной стоял газетный киоск. Я купил две иллюстрированные газеты и посмотрел на полицейского. Тот стоял, заложив руки за спину, и разглядывал привлекательный зад красивой кубинки.
Она была маленькой, хорошо сложенной, с пикантным личиком и копной блестящих длинных волос на голове.
Все в ней напомнило мне Цо – и как она шла, и как покачивала бедрами, и как гордо держала голову. Я проследил за девушкой глазами, пока она не исчезла в толпе.
Из-за поворота выехала полицейская машина и остановилась у входа рядом с постовым.
Четверо полицейских вышли из машины. Один из них остался стоять у своей машины, другой направился к автобусной площадке, третий зашел в здание автовокзала, четвертый, лицо которого сразу показалось мне знакомым, заговорил с дежурным полицейским. У него был зычный, глубокий голос, и я слышал, как он называл мои приметы.
Полицейский покачал головой.
– Нет, не видел.
Мое сердце учащенно заколотилось. Хотел сглотнуть, но рот и горло были слишком сухими. Значит, полиция нашла Келли, и он все рассказал. Теперь они знали, что я был в Тампа, во всяком случае, около девяти часов утра. Наконец я узнал этого полицейского, он был из Пальмето-Сити. Служащий суда, который меня осудил. Ему достаточно лишь взглянуть на меня, и моя песенка спета.
Из автовокзала выходила группа громко смеющихся юношей, и я вышел вместе с ними и оглянулся через плечо.
Следом за нами из автовокзала выскочил полицейский, билетный кассир назвал меня.
Полицейский что-то сказал судейскому чиновнику, тот взглянул со злостью на дежурного и побежал к углу, где я был минуту назад. Легавый, стоявший у другой машины, включил сирену. Она прозвучала так тоскливо, словно все трубы мира жаловались по поводу смерти Цо.
Юноши больше не смеялись. Они посмотрели друг на друга, потом на меня и прижались к стене отеля. Я остался один на тротуаре. Еще никогда в жизни я не чувствовал себя таким одиноким.
Откуда-то справа послышался вой другой сирены.
– Эй, вы! – крикнул вдруг судейский чиновник из Пальмето-Сити. – Вы, высокий человек в зеленой рубашке и шапочке! Повернитесь сюда!
Не ожидая повтора, я пустился наутек.
– Стой!
