– Оно и понятно, – заметил Шведе. – Мужчина может заставить свою жену голодать, может напиться и бить ее каждую дочь, а по воскресеньям дважды, но он все равно останется для нее божеством, если она знает, что она у него единственная в его жизни.
Прежде чем я успел что-либо сказать, он продолжал:
– Кажется, ты немного сбился с курса, Чарли, а?
Я замялся.
– Как сказать...
Шведе выплюнул свою сигарету на пол.
– Нет, ты все придерживаешься иного мнения. Не хочешь сознаться, что допустил ошибку. И жалеешь себя.
Он закурил третью сигарету, и его голубые глаза испытующе скользнули по моему лицу.
– Я знаю, каково тебе сейчас. Я тоже вспыльчивый. Поэтому и сижу здесь. Но ты не будешь таким, Чарли.
Одна мысль о сеньоре Пезо сковала мне горло.
– Что же я должен делать?
– Ты чертовски хорошо знаешь, что я имею в виду. Но если ты прикончишь своего бывшего партнера, потому что он засадил тебя в тюрьму, то ты опять попадешь сюда. – Шведе провел рукой по стене камеры смертников. – Поможешь акционерам Флоридского Электрического общества повысить свои дивиденды.
Я стер левой рукой капельки пота с правой. Шведе курил.
– Словно на войне, ты купаешься в крови, и человеческая жизнь ничего не значит. Но тысячи жизней – это ведь другое дело, правильно?
Я согласился.
Шведе соскользнул с письменного стола и стал расхаживать взад и вперед.
– Вот то-то и оно. Мы здесь, на Заливе, видели нечто подобное, когда тебя уже не было. Мы называли это красным приливом. Рыбы умирали миллионами на побережье, и на песчаных отмелях от Апалач-Бей до Кен-Сейбла их трупы воняли так, что можно было унюхать за десяток миль. И каждый клялся, что море теперь никогда уже не будет таким, как прежде.
– Я слышал об этом.
– И тем не менее все вернулось на круги своя, – глаза Шведе были удивительно синими и ясными. – Вода снова стала чистой, и крабы вернулись. Рыбы опять стали метать икру. Может быть, и не так интенсивно, как раньше, но мать-природа все равно все восстанавливает.
Чувствуя опять комок в горле, я спросил:
– А что здесь общего со мной?
– Ты опять вышел на чистую воду, Чарли. Если будешь умно вести себя, там и останешься. Отыщи себе работу рыболова с участием в прибылях или, если не выйдет, работай с туристами. А когда сможешь что-то предложить, возвращайся к жене. Упади на колени, если надо, и проси вернуться.
Я сказал:
– Похоже на добрый совет, Шведе.
Он долго смотрел на меня, потом отбросил окурок сигареты.
– Но ты ему не последуешь ни на йоту, парень, А ведь речь идет о твоей голове.
Надзиратель открыл дверь.
– Время вышло.
– Жаль, – заметил Шведе. Он направился к двери, даже не сделав попытки пожать мне руку. В дверях обернулся и сказал:
– Не буду говорить 'до свидания'. Пока ты придерживаешься таких мыслей, это все равно, что прощание. Постараюсь приготовить тебе бутылку и брюнетку, Чарли. – Улыбка его была вымученной. – Но боюсь, что виски будет горячей девочкой.
2
Вместе с надзирателем я опять прошел через двор. В административном корпусе он опять показал мне на наружную дверь.
– О'кей, теперь вы свободны, Уайт.
Я кивнул.
– Спасибо.
Он ушел, а я остался в вестибюле, впервые за четыре года без присмотра. Я стоял и смотрел на выход. Боялся спуститься по ступенькам. Ждет меня Бет или нет?
Она знала, что меня выпускают. Патер Рейли написал ей об этом. И что же дальше?
В вестибюле стоял автомат с сигаретами. Моя рука дрожала так сильно, что я едва мог сунуть в щель четверть доллара, чтобы получить пачку 'Кэмел'. А что мне предпринять по поводу сеньора Пезо?
Сеньор Пезо! Имя звучало как шутка.
