лицо, когда разговаривает? Настолько стеснителен или просто недостаточно вежлив? Мог бы и шагать помедленней…
— Полагаю, мой отец говорил вам, зачем я еду сюда, на этот остров?
— В общих чертах. Что вы хотите посмотреть фабрику и поговорить с кем-нибудь, спросить про Пьетро, которого похитили.
Дональд Мэдисон произнес все это немного небрежно, как бы удивляясь тому, что эта юная девица собирается всерьез разговаривать о таком важном деле и совать свой нос в то, чем положено заниматься полиции, и только ей. Возможно, отец, чтобы не мешать расследованию, почти ничего не сказал о ней этому суровому гиду?
— А вы кто? Какой-нибудь репортер? — спросил Дон, по-прежнему не поворачивая головы.
— Нет, что-то вроде частного детектива, если это вас интересует. Понимаю, мои слова звучат для вас странно, я совсем не выгляжу как детектив, но тем не менее это не первое дело, которое я веду, и, должна признаться, у меня случались и некоторые успехи на этом поприще.
Она почувствовала себя немного неловко от характеристики, какую пришлось дать самой себе, но что поделаешь? Надо ведь как-то представиться — кто может это сейчас сделать за нее?
Дон взглянул на нее более внимательно.
— А… Так вы, может быть, та самая Нэнси Дру? Да?.. В таком случае извините. Я не сразу понял… Не связал.
— Не имеет значения, — холодно ответила Нэнси. — Не беспокойтесь, я постараюсь отнять у вас совсем немного времени.
— Ничего, распорядок дня у нас сейчас все равно выбился из положенной колеи после этого несчастья с Пьетро.
Мурано тоже оказался весь изрезан каналами, один из которых, самый большой, считался главной улицей. Но Дон повел Нэнси боковыми переулками и просто задворками и вывел на широкий двор, где стояло длинное и низкое кирпичное здание. Его вход венчался тоже каменным изображением сокола, вывеска сообщала, что это «Vetreria del Falkone» — «Фабрика стекла Фальконе».
Когда Нэнси и Дон вошли внутрь, на них воззрился из своей будки лысоватый мужчина в жилете и рубахе с засученными рукавами.
Дон Мэдисон представил его как синьора Рубини, управляющего фабрикой. Тот что-то сказал, но с таким местным акцентом, что Нэнси не поняла ни единого слова, ни одного междометия.
— Он не играет здесь почти никакой роли, — негромко произнес Дон, когда они пошли дальше. — Так, лакейские обязанности. Главную скрипку здесь играл Пьетро…
В производственном цеху, куда они зашли, сверкало пламя в топках, воздух был насыщен запахом дыма и морского песка. Нэнси с большим интересом наблюдала, как несколько рослых рабочих-стеклодувов в кожаных передниках погружают длинные полые прутья в расплавленное стекло, крутят и выворачивают их там, рождая море пузырьков в этой сиропообразной массе. Затем, медленно и терпеливо, начинают выдувать из пузырьков большие по размеру полупрозрачные шары, надувая при этом щеки так, как джазовые трубачи или цирковые клоуны. То, что получается в результате их усилий, отрывается потом от полого прута-трубки, раскладывается на мраморных столах, режется или раскатывается и после ряда различных операций превращается в конечный продукт — бокал, вазу, бутылку или статуэтку.
Дон показал Нэнси, как потом на эти предметы наносится рисунок или узор с внешней стороны или посредством вкрапления цветных, а также молочно-белых нитей в нутро материала.
— Часто посетители могут видеть, как это делается? — спросила Нэнси у Дона. Он ответил:
— То, что мы сейчас наблюдаем, общепринятая заурядная техника в стеклодувном деле. Главные секреты относятся к температурному режиму в печах, а также к химической формуле стекла.
Дальше он рассказал, что мореплаватели-венецианцы научились искусству делать стекло от сирийцев и других жителей восточного Средиземноморья. Постепенно венецианские изделия из стекла стали лучшими в западном мире и особого совершенства достигли в шестнадцатом веке благодаря кристально чистому, невиданной красоты стеклу. Но их секреты, несмотря на все усилия венецианской тайной полиции, все же время от времени проникали в другие страны Европы.
— Вы хотите сказать, — заметила Нэнси, — что и в стекольном деле действуют методы «плаща и шпаги»? Как в книжках о Джеймсе Бонде или в работе ЦРУ, когда они вынуждены защищать секреты атомные или в области микроэлектроники?
— Именно так. Если венецианский стеклодув посмеет уехать в другую страну, его либо постараются вернуть обратно с помощью просьб и подкупа, либо наймут убийц, чтобы выследить и расправиться с ним.
Нэнси вздрогнула и подумала, не это ли послужило поводом для похищения Пьетро…
К сожалению, в процессе разговора Нэнси не наблюдала большого изменения в отношении к ней Дона: он оставался таким же грубоватым и недружелюбным, хотя и помогал ей в беседах с рабочими. Но при этом все его поведение говорило о том, что он продолжает видеть в ней скорее настырную туристку, нежели серьезного, вдумчивого следователя по делу о похищении и, возможно, убийству… Это было малоприятно, но не мешало Нэнси продолжать свои действия.
Одну любопытную вещь успела она отметить: судя по всему, он был в лучших отношениях с исчезнувшим мастером, чем кто-либо из работников фабрики. По-видимому, Пьетро Ринальди опекал молодого американца, и они успели подружиться, даже стать близкими приятелями.
— Перед тем как произошло похищение, — спросила Нэнси у Дона, — казался Пьетро чем-то взволнованным, озабоченным?
Тот покачал головой.
— Насколько я знаю, нет.
— Были у него друзья не на фабрике? Знакомая девушка, например?
— Только не в Италии. Он помолвлен с нашей девушкой из Нью-Джерси. Из того, что он говорил, я понял: Пьетро копит деньги и собирается привезти ее сюда следующей весной… Приодеть как следует…
Нэнси только сейчас пришло в голову: она даже не знает, как выглядит жертва похищения.
Она спросила:
— Есть ли какие-нибудь его фотографии? Вы их видели?
— Сейчас вспомню… Кажется, да. Цветной моментальный снимок: он и его невеста.
— Где этот снимок?
— У него дома.
Нэнси подождала, не скажет ли Дон еще что-нибудь, но тот молчал… Да, не очень много она от него узнала. Почему он так нелюбезен, есть ли какая-то причина? Или всегда такой? Не завидует она его девушке, если таковая нашлась…
Время шло к вечеру, Нэнси чувствовала, что пора уезжать. Главным образом потому, что терпение ее сопровождающего явно иссякло. Прежде чем попрощаться с ним, она спросила, есть ли на фабрике изделия на продажу. В данное время.
— Больше чем нужно. Что бы вы хотели?
— Моя тетя коллекционирует стеклянные пресс-папье. Просила купить, если увижу что-нибудь интересное.
Дон Мэдисон повел ее на склад и показал там Целую полку с разного вида пресс-папье. Многие из них были редкостной красоты. Увидев ее настоящую заинтересованность, он даже оттаял настолько, что начал рассказывать увлекательные истории об их изготовлении, образцах, по которым они делались, и так далее. Слова «Шегюп», что означает «тысяча цветов», «гирлянды», «воронки», «клубы дыма», «короны», «грибы» — так и сыпались из его уст. Многие из вещиц, стоявших на полке, были чрезвычайно искусно украшены орнаментом в виде цветов или бабочек — те находились внутри изделий и просто не могли не поразить воображение.
В конце концов Нэнси выбрала одно пресс-папье, простое и изящное — так ей, во всяком случае, казалось: овальной формы, с целой радугой красок внутри. Оно стояло на полке где-то сбоку, почти заслоненное другими изделиями.
Дон кинул на нее взгляд, в котором сквозило уважение.
