границе, мы легко пройдем через контроль, потому что мы не лохи. А потом мы приедем еще и устроим что- нибудь еще круче. Англичане устраивают беспорядки в Европе уже больше двадцати лет, и это только футбол. Ваши итальянские и испанские полисы не знают, что делать с нами. Они привыкли иметь дело с ультрас «Ювентуса» и мадридского «Реала». Пусть проводят свои семинары. Поэтому мы выиграли войну. Не сдаваться. Израненные, окруженные шпионами. И поэтому вам будет еще хуже, чем раньше. Мы стали хитрее.
[21] и дочерьми мертирских [22] шахтеров из Уэльса. Хватит предрассудков. Потом – девчонки из Осло, разделывающие рыбу в своих магазинах, стриптизерши из Мюнхена и домработницы из Вены. Женщины – лучшее из того, что создал Бог. Его лучшая идея – позволить мне сидеть на пляже в Испании и глазеть на проходящих мимо женщин, возвращаясь в номер с одной из них в три часа утра. Сейчас – другой отдых.
Это здорово, когда не нужно работать. В клубах и барах играет тинэйджерская музыка, всякие мудаки расхаживают по тротуарам, вертят задом. Нет нужды прыгать за борт. Просто легко относиться к вещам. Держаться вместе. Следовать своим правилам. Просто найти к концу вечера чиксу, которой можно присунуть. Нашептать ей всякой ерунды; конечно, потом это все сразу забудется. Все те же бляди и те же старые слова. Ничего нового и ничего опасного. Утром встаешь пораньше и отправляешься к морю, поплавать. Погода прекрасная, в буфете ждет завтрак, и можно перекинуться шутками с Педро, фанатом «Барселоны». Поговорить о его брате Мануэле. Все как обычно. Потом на пару часов в бассейн, наслаждаешься солнцем, а чикса, которую ты трахал предыдущей ночью, прогуливается вдоль Del Boy's London Bar, стесняется сказать тебе «привет!». Все в порядке, Ким? Она обернется, покраснеет, но выглядит довольной. Хотя не такой свежей, как ночью. Разговор потихоньку увядает. Она идет своей дорогой, ты своей. Ныряешь в бассейн. Плаваешь. Марк и Род только просыпаются. Те же истории. Изо дня в день. Приморские кварталы, пальмы. Цыплята на обед, потом лагер в номере. Потом бухать в бильярдной.
[23] , это просто плейбои из Премьер-лиги. Больше заботятся о своих дорогих прикидах, чем о поездке на игру в Лидс в холодный будний день. Можно уважать Red Army[24] , но над этими мудаками можно только смеяться. Треплются с бабами. Заняты своим собственным маленьким мирком. Да половина этих ублюдков, наверное, и на матчи-то не ходят, хотя и носят цвета.
[25] , один порезан, один лежит на полу, остальные трое, помятые, помогают ему подняться. Ничего особенного, подонки, жаль только, манчестерские модники успели спрятаться где-то. Засранцы. Давайте нам сюда Cockney Reds[26] , пусть поставят нам выпивку.
[27] . Дешевая выпивка и жратва. Забудьте о музыке, она там говно, лучше берите с собой свою. Просто магнитофон в номере или с собой в бассейн. Чтобы разогнать все мудачье. Это побережье в Испании, но отправьтесь на выезд за сборной Англии, и вы получите то же, только в десять раз круче. На курортах больше секса, а футбол дает больше насилия. Английский путь – это секс и насилие, но в начале насилие. По крайней мере на мой взгляд, хотя Картер и Гарри, наверное, поставили бы на первое место девок. Секс и насилие, потому что в этом мы сильны. Взять Англию, сверху до низу, через столетия там сплошной секс и насилие. Крест Святого Георга – это кровь и сперма. Юнион Джек просто немного подкорректировали.
Взгляните на своих политиков, у них то же самое. Секс дает им ощущение силы, потому что они платят какой-нибудь несчастной Девчонке и делают с ней что угодно. Они ставят себя выше остальных. Даже те старые пидоры, мечтающие о садомазохизме. Они платят за сервис, и это их развлечение. С насилием немного сложнее, потому что когда они смешивают его с сексом, платя за это деньги, это одно, но без секса они о насилии совсем не мечтают. По крайней мере, о личном в нем участии. Им нравятся острые ощущения, но они не станут этого делать сами, для таких вещей они держат людей в униформе – полисов, армию, кого угодно. Они хотят контролировать. Насилие позволительно, когда они говорят так. Для этого у них есть законы, дающие им силу, а всякое мудачье снимает фильмы, художественные и документальные, об этом. Умники, обсуждающие проблемы по вечерам, собравшись в кружок на кухне, рассуждающие о том, чего никогда не делали и не видели. Обосновывающие причины своих неприятностей. Скучающие засранцы, переключающие канал, когда ты хочешь посмотреть хороший фильм ужасов.
[28] , или даже ICJ[29] . Смотрят, чем бы набить карманы. Марк говорит им, что только жиды постоянно ищут, чего бы подрезать, даже на пароме. Не могут удержаться. Мы все смеемся. И правда почему-то смешно.
[30] не все жиндосы, я ненавижу звезду Давида так же, как все вы, я такой же англосакс». Мир сейчас перевернулся с ног на голову, все не на своем месте.
[31] и несколько парней помоложе. Все те же темы – все гнило, «Миллуолл», кругом подонки. Интересно, кого они ненавидят больше, «Миллуолл» или «Саутгемптон»? Они везут с собой свое полотно; кажется, все заинтересовались поездкой через Амстердам. Мы едем заранее, через день-другой все паромы будут битком забиты англичанами. Мы проложим дорогу для остальных парней, так сказать. Мы идем к бару. По крайней мере, голландцы и немцы знают, как делать приличный лагер.
* * *
[32] и прошел на свое обычное место. Уселся в кресло и, разместившись поудобнее, пригубил пиво. Он пил «Директоре», ему нравился вкус. Две или три пинты – сейчас это предел для него. Ноги уже плохо слушались, но, не считая этого, он выглядел достаточно бодро для своих лет. Рабочая жизнь закалила его. Он всегда пил биттер, в The Unity был хороший биттер. Последние три года, с тех пор как он переехал из Хоунслоу, чтобы быть поближе к дочери, он частенько наведывался сюда, и пиво всегда было отменным. Первый раз он был здесь много лет назад, когда приехал навестить брата, жившего неподалеку. Это было странно – пить в том же пабе, словно ты все еще молодой парень. Он ходил в The Unity уже больше полстолетия. Секрет хорошего биттера дорогого стоит, и владелец паба держал марку.
Он поставил стакан, развернул газету и углубился в чтение. Он увлекся передовицей и поднял голову, только когда Боб Уэст вошел в паб. Молодой человек кивнул, проверил, полон ли стакан мистера Фэррелла, и отправился к стойке, заказать у Денис пинту «Теннент». Она улыбнулась, наливая пиво, и спросила Боба, возьмет ли он свои обычные чипсы, или сегодня ему нужны с луком и сыром. Это была их старая шутка; Боб ответил, что подождет пока. Он спросил Денис, не хочет ли она выпить, она ответила «спасибо», но ей понравилось. Она знала, что он не богат, и оценила приглашение. Хотя все равно она не может пить на работе. Боб расплатился и направился к Фэрреллу, спросив разрешения присесть.
– Конечно, садись, – улыбнулся Фэррелл. – Здесь достаточно места.
Билл Фэррелл не искал компании любой ценой. Он только в последние несколько месяцев сдружился с Бобом Уэстом. Конечно, он знал, кто такой Боб, парень был летчиком во время войны в Заливе, но с недавнего времени они не разговаривали. Он полагал, что Боб замкнулся в себе, но парень недавно уволился, и потом его характер никогда не был особенно дружелюбным. С ним тяжело было общаться; наверное, это то, что с недавних пор правительство называет «синдромом Персидского Залива». У Боба были проблемы с легкими, к тому же его мучили перепады настроения. В основном преобладало подавленное настроение, он говорил Фэрреллу, что чувствует себя так, будто проваливается в какую-то дыру, где его роль в конфликте больше не кажется ему реальной. С памятью происходили странные вещи, временами ему казалось, что он всего лишь пилот нарисованного бомбардировщика из игрового автомата, стоящего в углу паба. Он сражался и, вероятно, убивал, но сам не испытывал этого. Он постоянно думал об этом. В его сознании появлялись безумные образы, причинявшие боль. Вначале преобладало лихорадочное возбуждение, и эти образы были цветными, ярко окрашенными, но скоро возбуждение сменилось долгим, леденящим душу ужасом. Лица, мелькавшие в голове, были черными, обугленными, и сквозь кожу явно
