– Так он говорил тебе что-нибудь? – настаивает Майк.
– Он… он сказал кое-что о моей матери. Вам это не обязательно знать.
Его глаза подозрительно рыскают в сторону Линожа, который все еще сидит и смотрит. Он не должен бы слышать, что они говорят – они сильно понизили голоса и они почти в другом конце комнаты, – но Робби думает (почти уверен), что Линож их слышит. И он знает наверняка, что Линож может рассказать остальным то, что он сказал Робби: что Робби валялся с проституткой, когда умирала его мать.
– По-моему, он не человек, – говорит Хэтч.
– По-моему, тоже, – соглашается Майк. – Я не знаю, что он такое.
– Помоги всем нам Боже, – добавляет Джек. Камера показывает Линожа крупным планом. Он расширенными глазами смотрит на людей в комнате, а на улице воет буря.
Затемнение. Конец акта третьего.
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
Мы смотрим на Мэйн-стрит в направлении к центру города, и вот появляется свет фары и слышится осиное гудение приближающегося снегомобиля. Это едет Урсула и вцепившаяся в нее изо всех сил, чтобы не упасть, Джоанна.
Внутри сарая-кладовой слышится голос Кэт. – У чайника ручка, у чайника носик… За ручку возьми и поставь на подносик…
В дверях останавливается Люсьен Фурнье, за ним стоят Аптон Белл, Джонни Гарриман, старый Джордж Кирби и Санни Бротиган. И лица их всех поражены ужасом.
А Кэт сидит в углу, качается взад-вперед, закусив собственные пальцы, и лицо ее, заляпанное кровью, полностью пусто.
– …В чашку налей и подсунь нам под носик… У чайника ручка, у чайника носик…
Люсьен с усилием произносит:
– Пойдем. Помогите мне отвести ее в дом.
В офисе Майка Кирк спрашивает:
– А этот припадок… что это с ним было? Майк качает головой. Он не знает. И поворачивается к Робби:
– Когда ты его увидел, у него была трость?
– А как же! С большой серебряной волчьей головой на набалдашнике. И она была окровавлена. Мне тогда стукнуло, что именно этим он… он…
Слышен шум снегомобиля. В зарешеченном высоком окне камеры мелькнул свет. Урсула подъезжает к задней двери. Майк снова смотрит на Линожа. Как и прежде, он адресуется к Линожу спокойным голосом полицейского, но нам видно, что каждый раз это ему все труднее и труднее.
– Где ваша трость, сэр? Где она сейчас? Ответа нет.
– Что это такое – чего вы хотите?
Линож не отвечает. Джек Карвер и Кирк Фримен идут к задней двери посмотреть, кто там. Хэтч замечательно держит себя в руках, но ему все страшнее и страшнее, и это заметно. Сейчас он оборачивается к Майку:
– А ведь не мы его забрали из дома Марты. Это он дал нам себя забрать. Может быть, он хотел, чтобы мы его взяли.
– Мы его можем убить, – предлагает Робби. У ошеломленного Хэтча глаза лезут на лоб. Майк если и удивлен, то гораздо меньше.
– Никто не будет знать, – продолжает Робби. – Что делается на острове – это дело наше; так всегда было и так будет. Как вот то, что сделала Долорес Клейборн со своим мужем во время затмения. Или Питер со своей марихуаной.
– Мы будем знать, – отвечает Майк.
– Я только говорю, что мы могли бы… а может, мы и должны. Разве тебе, Майкл Андерсон, не пришло в голову то же самое?
Снегомобиль Люсьена останавливается возле полузасыпанного снегомобиля, на котором прибыли Джек и Кирк. Урсула слезает и помогает слезть Джоанне. Над ними открывается дверь на погрузочную площадку, и там стоит Джек Карвер.
– Кто там? – спрашивает он.
– Урсула Годсо и Джоанна Стенхоуп, – отвечает Урсула. – Нам надо рассказать Майку. У нас там в сарае…
Произнося эти слова, Урсула поднималась по ступеням, и теперь она видит завернутое тело, которое вытащили сюда на холод. Джек с Кирком обмениваются взглядом, в котором читается: «О, черт!» Джек пытается взять ее за руку и втащить в дом, пока она еще не рассмотрела…
– Урсула, тебе не стоит сейчас на это смотреть… Она вырывается и падает на колени возле завернутого трупа своего мужа.
Кирк кричит через плечо в офис:
– Майк! Иди-ка ты сюда!
Урсула ничего этого не замечает. Наружу торчат зеленые резиновые сапоги Питера – которые она хорошо знает, которые, быть может, сама чинила. Она касается одного из них и беззвучно плачет. За ней стоит Джоанна в вихрях снега, и не знает, что делать.
В дверях появляется Майк, за ним Хэтч. Майк сразу оценивает ситуацию и говорит очень мягко.
– Мне очень жаль, Урсула.
Она не замечает, только стоит на коленях, держась за залатанный сапог, и плачет. Майк нагибается, обнимает ее за плечи и помогает ей встать.
– Войди в дом, Урси. Пойдем туда, где тепло и светло.
Он проводит ее мимо Джека и Кирка, Джоанна идет следом, бросив быстрый взгляд на торчащие сапоги и тут же отвернувшись. Джек и Кирк заходят последними, и Кирк закрывает дверь, оставляя снаружи ночь и бурю.
Здание мэрии в облаках клубящегося снега.
На кухне в здании мэрии сидит на табуретке Кэт Уизерс, завернутая в одеяло, и глядит пустыми глазами. В кадре появляется Мелинда Хэтчер; в руках у нее влажная тряпка, которой она начинает мягко и ласково стирать брызги крови с лица Кэт.
– Миссис Хэтчер, я не знаю, можно ли это делать, – говорит Санни Бротиган. – Это же вещественное доказательство, или что-то в этом роде…
Пока он это говорит, камера отъезжает, и мы видим собравшуюся глазеющую толпу, сгрудившуюся у стен кухни и в дверях. Рядом с Санни с его большим брюхом и кислым настроением стоит его друг Аптон Белл. Еще виден Люсьен Фурнье и другие, которые были с ним в сарае, и еще Джонас Стенхоуп и Энни Хастон. Мелинда секунду смотрит на Санни с молчаливым презрением и продолжает протирать зловеще неподвижное лицо Кэт.
Миссис Кингсбери стоит у плиты, половником наливая бульон в кофейную кружку. Она подходит туда, где сидит Кэт.
– Выпей, Катрина. Это тебя согреет.
– Вы бы сдобрили его крысиным ядом, миссис Кингсбери, – говорит Аптон Белл. – Это бы ее согрело, как надо.
