стоит возле трибуны, с доброй улыбкой глядя на своих заложников.
– Вы сделали трудную вещь, друзья мои, но вопреки всему, что мог тут говорить вам констебль, вы поступили хорошо. Вы поступили правильно. Это было единственное, что хорошие, любящие, ответственные люди могли сделать в данных обстоятельствах.
Мешок он держит за завязку так, что тот свисает с его руки.
– Это – колдовские камни. Они были стары, когда мир был юн, и с их помощью решали великие вопросы еще до того, как Атлантида погрузилась в Африканский океан. Здесь семь белых камешков… и один черный.
Линож замолкает… улыбается… и чуть видны кончики его клыков.
– Вы не можете дождаться, чтобы я ушел, и я не виню вас. Тогда пусть выйдет по одному родителю каждого ребенка, если не трудно. Закончим это дело.
Камера показывает островитян. Они впервые нутром поняли, что сейчас сделали. И еще поняли, что поворачивать обратно поздно.
Линож улыбается. Показывает кончики клыков. И держит мешок. Время выбирать.
Затемнение. Конец акта пятого.
АКТ ШЕСТОЙ
Над ночным проливом кончился снегопад, и луна проложила золотую дорожку к материку.
Безмолвная Мэйн-стрич засыпана снегом.
Здание мэрии стоит, темное справа и ярко освещенное свечами слева, где находится зал заседаний.
В зале медленно, очень медленно идут по центральному проходу родители: Джилл, Урсула, Джек, Линда, Сандра, Генри, Мелинда. Последней идет Молли Андерсон. Она умоляющими глазами смотрит на Майка.
– Майк, прошу тебя, попытайся понять…
– Что ты хочешь, чтобы я понял? Вернись и сядь рядом с ним. Не принимай участия в этой мерзости.
– Не могу. Если бы ты только понимал…
Майк смотрит в пол. Он не хочет смотреть на Молли, не хочет ничего этого видеть. Она это понимает и скорбно уходит, поднимаясь по ступеням.
На помосте родители выстроились в линию. Линож глядит на них с благосклонной улыбкой, как дантист, объясняющий ребенку, что больно не будет, ну совсем не будет.
– Это очень просто, – говорит он. – Каждый вытащит из мешка камешек. Ребенок того, кто вытащит черный, пойдет со мной. Чтобы жить долго… чтобы видеть далеко… и знать много. Миссис Робишо? Джилл? Не согласитесь ли вы начать?
Он протягивает ей мешочек. Кажется, что она к нему не собирается притрагиваться… или не может.
– Давай, милая, – подбадривает ее Энди. – Бери! Она бросает на него затравленный взгляд, сует руку в мешок, шарит там и вынимает кулак с крепко зажатым камешком. Вид у нее такой, будто она сейчас упадет в обморок.
– Миссис Хэтчер? – предлагает Линож. Мелинда берет камешек. Сандра следующая. Она тянет руку к мешку… и отдергивает.
– Робби, я не могу! Ты!
Но Робби близко к Линожу подходить не хочет.
– Давай, тащи!
Она повинуется и отступает, дрожа губами, и так стиснув пальцы, что они побелели. Следующий – Генри Брайт. Он долго выбирает, отбрасывая один (или два) чтобы взять другой. Потом Джек. Он выбирает быстро и отступает, бросив на Энджи отчаянный взгляд последней надежды. Берет шарик Линда Сент-Пьер. Остаются Урсула и Молли.
– Дамы? – обращается к ним Линож.
– Ты первая, Молли, – говорит Урсула.
– Нет. Прошу тебя. Ты.
Урсула резко сует руку в мешок, берет один из двух оставшихся шариков и отступает, стиснув кулак. Молли делает шаг вперед, смотрит на Линожа и берет последний камешек. Линож отбрасывает мешок. Он полощется в воздухе, падая вниз… и исчезает в голубой вспышке, не успев коснуться помоста. Островитяне не реагируют. Молчание такое плотное, что его можно резать ножом.
– Отлично, друзья мои, – говорит Линож. – Пока что все сделано как надо. Итак, кто смелый показать первым? Отбросить страх, и ощутить, как он сменяется сладостным облегчением?
Никто не отвечает.
– Давайте, давайте! – благодушно торопит Линож. – Разве вы не слышали, что боги карают слабых духом?
– Я люблю тебя, Бастер! – выкрикивает Джек и раскрывает руку. Шарик в ней белый. Говор в зале.
Выходит вперед Урсула и выставляет сжатый дрожащий кулак. Собирается с духом, и рука ее разжимается, как пружина. Шарик белый. Снова говор в зале.
– Давай, Сандра! – говорит Робби. – Покажи.
– Я… я… Робби, я не могу… Я знаю, что это Донни… знаю… мне никогда не везло…
С нетерпением, с презрением к ней, Робби, желая покончить с неизвестностью, подходит, хватает ее за руку и разжимает ей пальцы. Шарика нам не видно, и по его лицу ничего нельзя прочесть. Но он хватает то, что у нее в руке, и поднимает вверх всем напоказ. Дико улыбается – похож на Ричарда Никсона в политической гонке.
– Белый! – кричит он. И пытается обнять свою жену, но она отталкивает его с выражением не просто отвращения – это омерзение.
Очередь выходить Линде Сент-Пьер. Она держит сжатую руку, смотрит на нее и закрывает глаза.
– О Господи, молю Тебя, не отнимай у меня Хейди.
Открывает руку, но глаза держит закрытыми.
– Белый! – кричит чей-то голос.
Говор в зале. Линда открывает глаза, видит, что камешек белый, и начинает рыдать, прижимая драгоценный камешек к груди.
– Джилл? – предлагает Линож. – Миссис Робишо?
– Не могу, – отвечает она. – Я думала, что смогу, но я не могу. Простите…
Она бросается к лестнице, прижимая к груди сжатый кулак. Но не успевает до нее дойти, как Линож указывает на нее тростью. Ее притягивает назад. Линож наклоняет голову волка к ее руке. Она пытается удержать пальцы – и не может. Камешек падает на помост и катится, как шарик (на который он и похож), а камера следит за ним. Он останавливается у ножки стола городского менеджера. Он белый.
Джилл сваливается на колени, всхлипывая. Остались только Генри, Мелинда и Молли. У кого-то из них – черный камешек. Перебивка: лица их супругов. Карла Брайт и Хэтч смотрят на сцену с завороженным ужасом. Майк не отрывает глаз от пола.
– Мистер Брайт? – зовет Линож. – Генри? Не сделаете ли нам одолжение?
Генри выходит вперед и медленно открывает руку. Камешек белый. Генри от облегчения становится как спущенный воздушный шар. Карла глядит на него, улыбаясь сквозь слезы.
