– Да знаю я, госпожа старший следователь! – возгласил дуб. – Я просто того, ну… этого…
Верно. И того он. И этого тоже.
– Налейте коньяку!
Последняя фраза была явно воспринята, как знак примирения. И напрасно. Я отхлебнула коньяк (прекрасный, откуда только взялся?), улыбнулась:
– А будете обо мне сплетничать, кое-что оторву. Что именно, вам Никанор Семенович уточнит. Настоящий мужик баб трахает, а не облизывает языком при посторонних. Ясно?
Удивительно, но дуб покраснел. Да так, что я почти его простила. Все-таки жизнь мне спас, охломон! Ладно, можно еще по глоточку…
Я кивнула на бутылку, товарищ Изюмский послушно привстал…
Дзинь! Дзи-и-инь!
Черт! Я и забыла, что телефоны бывают не только в моем кабинете.
– Вас, Эра Игнатьевна!
Так и знала…
– Гизело? Где тебя леший носит? Немедленно на выезд!
Ревенко! Да пошел бы он!..
– Какого беса! Я работаю!..
Из трубки послышался рык, да такой, что даже я дрогнула.
– Немедленно! В городе погром! На Сумской! Поняла? Шеф уехал, дозвониться не могу! Ноги в руки, мчись, принимай решение! Я к 'сагайдачникам', они, болваны, с выходом тянут!.. Выполняй!
К 'сагайдачникам'? Ого, дело скверное, если дошло до курсантов Особого военного универсистета имени Сагайдачного. На моей памяти такого еще ни разу…
– Еду!
'Принимать решение' не довелось. И без меня было кому – мэр, оба его зама, плюс начальник УВД Хирный с целой толпой жориков в больших погонах. Начальство жалось за могучими спинами архаров и явно не торопилось выходить за стену из пластиковых щитов. А впереди, загораживая улицу, бурлила толпа.
У страха глаза велики. Погрома не было: во всяком случае, витрины магазинов оказались целы, да и бить никто никого не собирался. Пока, по крайней мере. Зато движение перекрыли намертво. Опустевшие туши троллейбусов тянулись бесконечным караваном, одну из машин уже успели перевернуть. Лозунгов не имелось – кроме одного, наскоро намалеванного красной краской на обычной простыне. Я всмотрелась… 'Кентов вон из города!' Ага, вот в чем дело! И конечно, иконы – огромные, почти в метр. Кажется, Святой Власий. Странное дело: в памятках, издающихся здешней епархией, епископ Севастийский опеределен к надзору за скотом. За крупным рогатым. Но в городе все считают, что именно он защищает от кентавров. Есть даже сборник молитв Власию 'супротив буйства кентаврийского'; по-моему, его уже забросили и в Интернет…
– Гизело? Где твой главный?
От неожиданности я вздрогнула. Широкоплечий здоровяк с военной выправкой, которую не могло скрыть вполне штатское пальто. Бажанов, заммэра по силовым.
– Ищут, – сообщила я, прикидывая: не спросить ли в свою очередь о налете на квартиру Залесского?
Нет, не стоит.
– А почему тебя прислали? Мужика не нашли?
– Почему? – удивилась я. – Нашли!
Он хмыкнул, протянул пачку 'Кэмэла'. Я покачала головой. Бросила – еще в колонии, на спор. С тех пор и не курю.
Толпа между тем подкатилась к самым щитам. В воздухе мелькнул снежок, с легким стуком врезавшись в тугой пластик. Затем снежки посыпались градом. Вверх взвились десятки рук:
– До-лой кен-тов! До-лой кен-тов! До-лой!
– Ты что, над планом 'Покров' работаешь?
Я покосилась на Бажанова, но переспрашивать на всякий случай не стала. А вдруг еще что-нибудь скажет?
– Стратеги, мать их! 'Сагайдачники' давно уже должны быть! А если и вправду петух клюнет?
– Их Ревенко поехал подгонять, – со знанием дела сообщила я.
– Ревенко… Хрен с бугра, этот ваш Ревенко!.. Ну ты смотри, чего вытворяют!
Над толпой начал подниматься длинный шест. На его конце имелся небольшой 'глаголь', с которого свешивалось нечто, издали похожее на мотоцикл. Присмотревшись, я поняла: это не совсем мотоцикл. Кентавр. Точнее, его уменьшенное изображение с табличкой на груди. Надпись гласила 'Кент сраный'. Шест принял вертикальное положение, качнулся, но устоял.
Сзади послышался вопль. Я обернулась: двое архаров отбирали видеокамеру у лохматого юноши. Мелькнула знакомая тараканья рожа. Полковник Жилин! Со свиданьицем! Тараканы заселились – выселяться не хотят…
Рядом с первым шестом начали воздвигать второй – и тоже с виселицей. На этот раз висеть довелось
