Надежда — великая сила, никто не знает это лучше меня.
Я помнила, что Вера пригласила к себе восемнадцать гостей, но банкет был рассчитан на гораздо большее число — человек на тридцать. Те, кто должен был ехать с ней (а это были в основном местные), собирались на пристани к часу, а старая «Принцесса» должна была подойти туда к двум.
Я думала застать Веру в волнении, готовой выскочить из кожи, но она, похоже, всю жизнь только и делала, что удивляла меня. На ней было что-то красно-белое, больше похожее на плащ, чем на платье; по-моему, это называется «кафтан», а волосы она связала в простой пучок, совсем не похоже на пятидесятидолларовую прическу, которую она обычно делала по торжественным дням.
Она ходила вокруг длинного банкетного стола, установленного на лужайке перед домом, смеялась и разговаривала с гостями, большинство которых приехало из Балтимора. В этот день она выглядела не так, как всю предыдущую неделю. Помните, я говорила, что она все время напевала под нос? Так вот, в день затмения она скорее жужжала, как сердитая муха, и смех ее был каким-то особенно звонким.
Она увидела меня и поспешила навстречу с какими-то указаниями, но она и ходила не так, как в предыдущую неделю, а словно все время хотела побежать. И она по-прежнему улыбалась. Я решила — она смирилась с тем, что ее дети не приедут, и подумала, что может быть счастлива и без них. И знаешь, Энди, — я ее знала еще тридцать лет, но никогда больше не видела такой счастливой. Довольной — да, но не счастливой, как бабочка на цветке в теплый летний день. Тогда она казалась именно такой.
«Долорес! — воскликнула она. — Долорес Клэйборн!» — в первый раз она назвала меня девичьей фамилией, хотя Джо был еще жив и здоров. Когда я поняла это, я вздрогнула — так, наверное, вздрагиваешь, когда проходишь мимо места, где тебя похоронят.
«Доброе утро, Вера, — сказала я. — Жаль, что день такой пасмурный».
Она поглядела на серое небо и улыбнулась:
«К трем часам появится солнце».
«Вы говорите так, будто дали ему команду», — заметила я.
Я пошутила, конечно, но она вполне серьезно кивнула и сказала:
«Именно так. А теперь сходи на кухню и вели побыстрее подавать кофе».
Я пошла, но она тут же окликнула меня, как за два дня до этого, когда сказала, что женщине приходится иногда быть стервой. Я повернулась, думая, что она мне скажет на этот раз, но она просто стояла там в своем красно-белом наряде, улыбаясь и выглядя не старше двадцати пяти в этом белом утреннем свете.
«Солнце выглянет в три, Долорес, — сказала она наконец. — Вот увидишь!»
Банкет кончился в одиннадцать. Гости двинулись к пристани, а мы с девушками вымыли посуду и тоже стали расходиться. Сама Вера ушла только в полпервого — уехала с тремя или четырьмя гостями на старом «форде», который у нее был на острове. Я возилась с посудой до часу, потом сказала Гейл Лавескью, что у меня разболелась голова, и оставила ее за старшую. Когда я уходила, Карин Джоландер обняла меня и поцеловала. Она опять плакала — эта девчонка вообще ревела по любому поводу.
«Не знаю, что тебе наболтали, Карин, — сказала я ей, — но меня тебе не за что благодарить. Я ничего не сделала».
«Никто мне не наболтал, — всхлипнула она, — но я знаю, что это вы, миссис Сент-Джордж. Никто другой не посмел бы перечить этому старому дракону».
Я чмокнула ее в щеку и пожелала в душе, чтобы она не перебила слишком много тарелок. Потом я ушла.
Я помню все, что случилось дальше, Энди, —
Хотя было еще час пятнадцать и до затмения оставалось три часа, улицы совсем опустели. При виде этого я вспомнила этот городок на юге штата, где исчезли все жители. Потом я посмотрела на крышу гостиницы — там уже сидели около сотни человек и глазели на небо, как фермеры в сезон уборки. Внизу у пристани я увидела «Принцессу», тоже забитую людьми, которые ходили по палубе с бокалами, как на пикнике. На пристани толпился народ, и вокруг сновали лодки, штук пятьсот, больше, чем я когда-либо видела. И у всех были темные очки или рефлекторы. Такого дня на острове не было ни до того, ни после, и он показался мне похожим на сон, даже если бы я не задумала то, что задумала.
Магазин был открыт — думаю, хозяин не закрыл бы его и на Страшный Суд, — и я зашла и купила бутылку «Джонни Уокера».
Придя домой, я сунула бутылку Джо, ничего не говоря — просто плюхнула на колени, — и пошла относить пакет с биноклями, который мне дала Вера. Когда я снова вышла на крыльцо, Джо рассматривал бутылку на свет.
«Будешь пить или только смотреть?» — спросила я.
Он подозрительно посмотрел на меня и осведомился:
«Что это значит, Долорес?»
«Отпразднуй затмение, — сказала я. — Если не хочешь, могу вылить в раковину».
Я потянулась к бутылке, и он живо ее отдернул.
«Что-то ты расщедрилась, — буркнул он. — Мы не можем тратиться на такие вещи», — однако достал нож и срезал пробку.
«Что ж, по правде сказать, это не только из-за затмения, — сказала я. — Я просто так счастлива, что хочу с кем-то поделиться. А раз тебе доставляет радость только выпивка…»
Он скрутил пробку и отхлебнул. Руки его дрожали, и я смотрела на это с удовлетворением — мои шансы увеличивались. «А с чего это ты счастлива? — спросил он. — Встретила кого-нибудь уродливей себя?»
«Мог бы не говорить это хотя бы в день, когда я купила тебе бутылку лучшего виски, — сказала я. — Еще не поздно у тебя ее забрать», — и снова протянула руку.
«Попробуй», — сказал он.
«Ну, ладно. Посмотрим, чему ты выучился у своих «Анонимных алкоголиков».
Он непонимающе посмотрел на меня:
«Да с чего ты так развеселилась? Оттого, что отослала парней из дому?»
«Нет, я уже скучаю по ним», — это была правда.
«Да уж, — он снова отхлебнул. — Тогда отчего?»
«Потом скажу», — и я встала.
Он схватил меня за руку.
«Говори сейчас, Долорес. Ты знаешь, я не люблю, когда надо мной смеются».
Я посмотрела на него сверху вниз и сказала:
«Убери руку, или эта дорогая бутылка разобьется о твою башку. Я не хочу с тобой драться, Джо, особенно сегодня. Я купила салями, швейцарский сыр и пирожные».
«Пирожные! — воскликнул он. — Ну, ты даешь!»
«Не волнуйся, эти деликатесы не хуже, чем лопают гости Веры на пароме».
«К черту деликатесы! — сказал он, оживившись немного. — Лучше просто сделай мне сэндвич».
«Ладно, сделаю», — сказала я.
Он посмотрел на берег и заметил наконец паром и все, что там творилось, и его нижняя губа опять по-уродски оттопырилась. Лодок прибавилось, и людей тоже, и мне показалось, что небо чуть посветлело.
«Ты глянь! — протянул он, как в последнее время повторял за ним Маленький Пит. — Из-за такой ерунды все эти мудаки готовы выпрыгнуть из штанов. Хотя бы пошел дождь! Хотя бы поднялся ветер и потопил эту суку, у которой ты работаешь, и всех остальных!»
«Узнаю моего Джо, — сказала я. — Сама доброта и любезность».
Он посмотрел на меня, прижимая к груди бутылку, как медведь колоду с медом:
«Что ты там несешь, женщина?»
