Это началось больше сотни лет назад. В книгах той поры ты находила чертежи и рисунки дивных сооружений, рецепты загадочных снадобий; там были трактаты великих философов и математиков, таблицы астрономов и пьесы драматургов, способные потрясать умы и сердца… Где они теперь? Кому, для чего нужны накопленные знания, пылящиеся в сумраке замковых библиотек? Неужели лишь для того, чтобы воспитанный на старых книгах Рио изъяснялся старомодно-высокопарным штилем?! Чему было положено начало в прошлом веке? Отчего в твоем Сосуде стало трудно дышать? отчего настал упадок, пришло запустение?! откуда в лесах объявились дотоле неведомые уроды, а из всех искусств и умений лишь волшба расцветала махровым цветом?
Из каких геенн нахлынула убийственная духота, взявшая вас за глотку?
Или сами виноваты? косные, ленивые, злые? – но главное: безразличные… куколки.
«Нет заступника, и некому отменить приговор», – всплыло вдруг в голове. Чья это фраза? Где она ее слышала? Не важно. Неужели действительно – все?!
Зачем ты ожила, Куколка? Чтобы снова – умереть?!
На этот раз – навсегда?!
– …все одно терять уж нечего! – порхнуло от лагеря.
Сале опомнилась. Глянула в сторону людского сонмища – и как раз успела увидеть: лиловый камзол проглатывает свой вопль, в грудь «гласа народа» ударяет арбалетный болт, пущенный от шатра со штандартом; горлопан опрокидывается на спину, исчезает в море тел…
На мгновение толпа застыла. Смолкла потрясенно – чтобы взорваться яростным ревом, хлынуть к насыпи.
– Смерть погубителю! – донеслось оттуда тысячеголосым раскатом.
Сале невольно протерла глаза. Что за чудеса?! Вместо того чтобы растоптать проклятых колдунов из-за Рубежа, народ взбунтовался против собственного князя?!
Маячившие на валу стрелки разрядили в толпу свои луки и арбалеты, но перезарядить оружие для повторного выстрела мало кто успел. Те, кто поумнее (или потрусливее), бросились со всех ног бежать к княжескому шатру, а остальных толпа просто смела, вместе с горсткой легких копейщиков, пытавшихся заступить ей путь. Впрочем, и среди озверевших бунтовщиков местами отблескивали доспехи латников Серебряного Венца.
Быстро, однако, переметнулись!
– Туго кнежу придется. Глядишь, и угоду подписывать не с кем будет!..
– Так выйдем, пане сотник? пособим? В спину смутьянам ударим?
– Сиди уж, пан Ондрий! Нам туда лезть – что поперед батька в пекло! Только погинем зря. Лучше во-о- он куды поглянь: сдается мне, кнеж и сам управится…
Вокруг шатра со штандартом наблюдалось движение, стальной стеной сверкали щиты и латы, командиры спешили выровнять строй, успеть… успели!
И когда ревущая толпа докатилась наконец до ставки князя – навстречу ей ощетинилось длинными копьями закованное в сталь каре: Оплот Венца, личная княжеская гвардия. Ростовые щиты плотно сомкнуты, за ними блестят начищенные до блеска панцири, внутри каре уже поднимают на запасных щитах стрелков, кто уцелел, а в центре гордо развевается державный стяг: радуга на лазурном поле.
«Символ конца света», – впору было рассмеяться, да не сложилось.
Толпа нахлынула пенным прибоем, напоролась на частокол отточенной стали, но задние продолжали давить, нанизывая передних на копья. Человеческий прибой с лязгом и скрежетом зубовным ударился о стену щитов, засверкали мечи, до замка долетел многоголосый вой-стон – и море бунта откатилось прочь, оставив перед строем обильную кровавую жатву.
Гвардейцы поспешно сомкнули строй, оттащив внутрь раненых и выбросив убитых наружу. Впрочем, убитых было всего пятеро… нет, шестеро. Против доброй полусотни трупов нападающих.
Толпа взревела, вновь рванулась вперед. Казалось, люди обезумели от крови, своей и чужой, и теперь их уже ничто не остановит.
В толпу полетели стрелы. Лучники били слаженными залпами, и в плотном месиве каждая стрела находила свою жертву. Стрелки свое дело знали: клали наземь тех, кто бежал первыми, наиболее озверелых и опасных – и перед самыми копьями толпа начала сбавлять бег… но все равно не смогла остановиться. Отчаянные крики, хруст, скрежет… До мечевой рубки на этот раз не дошло: нападающие побежали обратно еще раньше.
В уши ударил победный сигнал трубы.
Каре мгновение помедлило, а потом сдвинулось с места: слитно, тяжко, крабом-чудовищем, и дрожь от поступи четырех сотен панцирных бойцов докатилась до самого замка.
– Молодцом, кнеж Сагорский! – одобрительно подкрутил ус Логин.
– Как мыслишь, пан сотник, к нам он прорываться будет? – есаул взглядом уже прикидывал расстояние до замка и время, которое понадобится гвардейцам, чтобы его преодолеть.
– Мыслю, что так.
– Вы бы, панове, таки лучше б ногами мыслили! – вмешался озабоченный консул Юдка. – Пока еще кнеж со своими железнобокими сюда доберется! А толпа-то куда как раньше поспеет…
Одного взгляда в окно было достаточно, чтобы убедиться: прав консул! Толпа, поначалу неохотно пятившаяся от наступающего каре, уже не пятилась.
Она бежала.
Сотни, если не тысячи людей и нелюдей сломя голову неслись к замку!
Чортов ублюдок, младший сын вдовы Киричихи
Очень скоро будет Самый Главный День. Я знаю.
Бабочки за пленочками тоже думают, что знают. Только они глупые. Они думают, Самый Главный День – это когда пленочки слипнутся, и между ними останется «ничего». Это нехороший Главный День.
И бабочки – нехорошие. Глупые. Им кажется, они придумали, как всех спасти. А на самом деле это придумал я. И никаких пленочек для этого не надо.
Вообще.
Мне стало жалко глупых бабочек. Наверное, я не буду их ловить и насаживать на булавки. Лучше я их тоже спасу!
Бабочки как будто услышали, что их хотят спасти. Уже и кричат из-за пленочек: «Спасите! Спасите!»
Я хотел их успокоить.
И проснулся.
Рядом мальчик княжич Тор носом булькает. Я заглянул к нему в сон: страшнючий! там мальчика княжича Тора ножиками убивают. Тогда я поскорее словил за шкирку сон добренький – и поменял сны местами.
Он сразу заулыбался, и мне стало приятно. А тут с улицы кричат: «Спасите! Спасите!» Это, оказывается, не бабочки во сне кричали. Это люди на улице. Много людей. Оттого я и проснулся.
Окошко кто-то разбил, но это даже хорошо. Я высунулся к людям и стал им кричать, чтоб они не боялись. Что я их всех спасу. Уже скоро. Уже почти спас.
Но они все равно боялись. И кричали. А еще многие на меня пальцами показывать стали. Их, наверное, не учили, что это неприлично. А меня учили! Я знаю! Я хотел и им сказать, но тут понял: они тоже глупые. Как бабочки. Они хотят, чтобы я их спас, но не так, как хочу я. И не так, как хотят бабочки. И вообще, так не спасают, как они хотят. Так –
Я хотел им об этом сказать, но они так боялись, что все равно бы не поняли.
Бабочки в соломинку дуют. И люди в соломинку дуют. Оттого такой здоровенный пузырище и вырос. Скоро лопнет. Бабочки радуются, собрались, смотрят. Думают, их Самый Главный День совсем- совсем скоро.
А я думаю наоборот.
Надо, чтобы мой Самый Главный День наступил раньше. Тогда я всех спасу. Даже бабочек. Слышите, бабочки? Я вас всех зову на праздник! На мой Самый Главный День!
И остальных тоже спасу. А некоторых спасу
