причмокивание. — М-м-м, — убедительно говорю я, — отличное пиво.
Джим молчит.
— Слушай, Джим, что-то я совсем пьяный. — Я обхожу комнату, шатаясь и натыкаясь на мебель. — Давай, Джим. Выпей пива. А то все веселье пропустишь. — Я пытаюсь заглянуть ему в лицо. — Джим, это улыбка? Вот здесь, в уголке. Слушай, ты бы хоть волосы в носу выщипывал, а то торчат — некрасиво.
Он качает головой. Но он улыбался, я видел.
— Давай пиццу закажем. Хочешь еще одну пиццу, Джим?
— Можно.
— Сказать, чтобы они положили побольше сыра? — Я беру свой мобильный, начинаю набирать номер, и тут мне приходит идея. — Джим, может быть, ты поэтому такой злой? Из-за сыра?
Он оборачивается ко мне, озадаченно смотрит.
— У моей мамы — та же беда. Делаешь ей сандвич с сыром, и все вроде нормально, она тебя благодарит, ест его с удовольствием, а через час готова тебя покусать. — Я опять набираю номер. — Может, у них есть пицца вообще без сыра. Попросим, чтобы тебе положили побольше других начинок.
— Ы-ы-ы…
— Что значит ы-ы-ы?
— Вообще без сыра, — говорит Джим потерянно.
— Может, у них есть другие закуски. Чесночный хлеб, например.
— Я не ем чеснок.
— Почему?
— У меня на него аллергия.
— Что? Правда?
Он кивает.
— Я — призрак. У всех призраков аллергия на чеснок. Я поднимаю с пола ближайший порножурнал и принимаюсь рассеянно его листать.
— Погоди, — говорю я, поднимая глаза от страницы, — а ты ничего не напутал?
— Чего?
— Ну, что у призраков аллергия на чеснок. Я всегда думал, что у вампиров. Хотя у вампиров не совсем аллергия. Он их убивает. Что, кстати, странно. Поскольку чеснок — антикоагулянт.
— Это ты из фильмов набрался.
— А в фильмах оно все откуда? Наверняка неспроста. Что-то за этим стоит.
— Вампиры тут ни при чем. Эта жирафья особенность, Спек. У всех жирафов аллергия на чеснок.
— Погоди, — говорю я, швыряя журнал на пол. — Ты только что говорил, что у тебя аллергия на чеснок, потому что ты — призрак. А теперь ты говоришь, что у тебя аллергия на чеснок, потому что ты — жираф. Ты уж определись.
— Я уже определился.
— Тогда я тебя слушаю.
Он морщится, как от неприятного запаха.
— Все очень просто. У меня всегда была аллергия на чеснок. С самого детства. Но обнаружилось это только в последний год. Когда я записался в армию.
— А я и не знал, что ты служил в армии.
— Я не служил. Я сдал все тесты на физическую подготовку, даже тот, где тебе привязывают к копытам мешки с песком и заставляют карабкаться на гору. А потом был медосмотр. Мне натерли бока чесноком, и у меня началось жуткое раздражение. Вот, собственно. Так меня и не взяли в армию.
— А как бы они тебя взяли? Где это видано, чтобы солдат не мог есть чеснок!
— Я лично не видел. И даже не слышал.
Я киваю. Все же приятно, что в чем-то мы с ним соглашаемся, пусть даже и в ерунде. Самое главное — что он здесь и что мы остаемся друзьями. Ну, знаете, как говорят. Всякое в жизни бывает, и вполне может так пол учиться, что твой друг-извращенец однажды спасет тебе жизнь.
— Ну чего, будем заказывать пиццу?
— Что-то не хочется.
— А чего хочется?
Джим ухмыляется.
— Чеснока.
— Но, Джим, у тебя же аллергия на чеснок.
— Я уже мертвый. Чего мне терять?
— Ну ладно. У меня есть банка чесночного супа. Пойдем на кухню, — говорю я и первым спускаюсь по лестнице. — Правда, есть одна маленькая проблема. Хозяйством у нас ведает Воздержанья, и я не знаю, где что лежит. Может, она вообще его выкинула, этот суп. Она ненавидит чесночный суп. Говорит, это единственное, что ее радует в том, что мы спим на разных кроватях. — Я захожу в кухню. — Кстати, Джим, а что ты думаешь по поводу разных кроватей? — говорю я, пытаясь поднять тему секса. Джим как-то не реагирует, и я продолжаю: — Как ты думаешь, может быть, нам с Воздержаньей надо спать вместе, в одной кровати?
— Это не мое дело.
Это совсем на него не похоже. Наверное, он просто голодный. Еда — это единственное, что интересует его больше секса. Еда и пиво.
— Джим, — говорю я, открывая кухонный шкаф. — Ты выше меня. Посмотри на верхней полке.
Он сует голову в подвесной шкафчик, всю голову целиком. Сбивает какие-то банки, и они с грохотом падают на разделочный стол.
— Видишь банку, на которой написано: «Чесночный суп»? Там еще есть картинка с миской горячего чесночного супа.
— Не вижу.
Иногда я задаюсь вопросом, а есть ли мозги в этой призрачной голове?
— Посмотри слева, — говорю я ему. — Теперь видишь?
— Нет.
— Справа?
— Нет, — говорит он. — Никакого чесночного супа. Гм.
— Поднять перископ. Банки могут стоять друг на друге, и она может быть в самом верху.
Он тянет шею.
— Ага, нашел.
— Давай сюда.
Он выныривает из шкафчика, склоняет шею и ставит банку на разделочный стол.
— Спасибо, Джим. — Я вынимаю из ящика открывашку для консервных банок. — У вас в джунглях есть консервы, Джим? Конечно, нет. Это было бы нелепо и странно, да? М-м-м, ты понюхай, какая вкуснятина. — Я выкидываю крышку в мусорное ведро и подношу открытую банку к носу призрачного жирафа. Глаза у него зеленеют. — Да, реакция налицо. Мне подогреть его в микроволновке или на плите, прямо в банке, как делали раньше?
— В микроволновке.
— Уже не терпится его попробовать?
— Нет. Я просто люблю смотреть, как оно крутится. Я переливаю суп в миску, ставлю миску в микроволновку и нажимаю на кнопку СТАРТ.
— Как мало надо жирафу для счастья.
Он молчит. Он наблюдает затем, как миска крутится в микроволновке.
— Сейчас его надо достать, чтобы перемешать. — Я достаю миску, перемешиваю суп и снова ставлю его в микроволновку.
— А можно сделать, чтобы крутилось быстрее?
— Можно, но для этого мне надо залезть туда и крутить диск вручную.
— Ты туда не поместишься.
— Это была шутка, Джим. Но смеяться не обязательно. Я не хочу, чтобы ты напрягался.
