Исход (Том 2)

Во-первых, ты должен искать Перст Божий…»

Том привязал термос к поясу, надел рюкзак и дошел до шоссе, оставив велосипед в укрытии. Он встал посреди дороги и посмотрел в обе стороны. Затем трусцой добежал до средней полосы, снова огляделся и пересек шоссе № 15.

«Теперь они знают о тебе, Том».

Зацепившись ногой за оградительную проволоку на противоположной стороне дороги, он скатился в кювет. Сердце его бешено колотилось в груди. Нигде ни звука, лишь слабый ветерок пересыпает песок пустыни.

Том поднялся и стал вглядываться в горизонт. Зрение у него было острое, а пустынный воздух кристально одет. Вскоре он увидел его — тот стоял в звездном небе, как восклицательный знак. Перст Божий. Когда он повернулся к востоку, каменный монолит указывал на десять часов. Том подумал, что сможет добраться до него через час или два. Но чистейший притягательный воздух пустыни обманывал и более опытных путешественников, чём Том Каллен, и он был удивлен тем, что каменный палец, казалось, всегда оставался на одном и том же расстоянии. Прошла полночь, затем два часа. Огромные звездные часы неба повернулись. Том уже начал подумывать, не мираж ли этот камень, столь напоминающий указательный палец. Он потер глаза, но камень остался на месте. Далеко позади него мерцала лента шоссе.

Когда Том снова повернулся к Персту, тот, казалось, стал немного ближе, а к четырем часам утра, когда внутренний голос начал нашептывать ему, что пора подыскать надежное укрытие на приближающийся день, уже не оставалось сомнений, что он приблизился к нему. Но в эту ночь он не сможет добраться до него. А когда он доберется (если они не найдут его этой ночью) — что тогда? Ник скажет ему. Добрый старина Ник. Том не мог дождаться, когда он вернется в Боулдер и увидит его, да.

Он отыскал удобное место под огромным скоплением скал и почти мгновенно уснул. Он прошел более тридцати миль на северо-восток в эту ночь и уже приближался к Мормоновым горам. Днем огромная гремучая змея вползла в его укрытие, пытаясь спрятаться от дневного зноя. Она устроилась рядом с Томом, поспала немного, а затем убралась восвояси.

В тот день Флегг стоял у края солярия и смотрел на восток. Солнце сядет часа через четыре, и тогда полоумный снова двинется в путь.

Сильный пустынный ветер отбросил темные волосы с его разгоряченного лба. Город кончался внезапно, сразу же уступая место пустыне. Несколько рекламных щитов на окраине — и все. Такая огромная пустыня, столько места, где можно спрятаться. Люди и прежде уходили в пустыню, и больше их никто не видел.

— Но не на этот раз, — прошептал он. — Я найду его. Я найду.

Он не мог объяснить, почему было настолько важно поймать этого придурка; смысл этой проблемы постоянно ускользал от него. Все сильнее он чувствовал потребность поступка, движения, действия. Разрушения.

Вчера вечером, когда Ллойд доложил ему о взорвавшихся вертолетах и о смерти всех троих пилотов, он мобилизовал всю свою волю, чтобы избежать взрыва бешеной ярости. Первым его порывом было немедленно отправить вооруженную колонну: танки, огнеметы, бронетранспортеры — все что угодно. Они добрались бы до Боулдера через пять дней. И со всем этим дерьмом было бы покончено раньше, чем через полторы недели. Конечно. Но если на горных перевалах уже выпал ранний снег, это стало бы концом великого Вермахта. Было уже 14 сентября. Хорошей погоде подходил конец. Какого черта дни несутся так быстро?

Но ведь он был самым сильным человеком на земле, разве не так? Мог быть еще один, подобный ему, в России, Китае или Иране, но ждать пришлось бы еще лет десять. Теперь же главным было то, что господствует он. Он знал это, чувствовал. Он силен, это все, что сможет сказать им этот недоумок… если ему удастся не заблудиться в пустыне или не замерзнуть насмерть в горах. Он сможет сказать только, что люди Флегга живут в постоянном страхе перед Странствующим Хлыщом и беспрекословно подчиняются любому его приказу. Он сможет сообщить им только то, что еще больше деморализует их. Но почему же тогда его постоянно мучает ощущение необходимости того, что Каллен должен быть найден и убит прежде, чем он покинет Запад?

«Потому что я так хочу, и я собираюсь получить то, чего хочу, и этой причины вполне достаточно».

Еще этот Мусорщик. Он считал, что сможет полностью избавиться от Мусорщика. Он думал, что сможет выбросить его, как негодный инструмент. Но Мусорщику удалось сделать то, чего не смогла сделать вся Свободная Зона. Он заляпал грязью хорошо отлаженную машину завоеваний Флегга.

«Я недооценил…»

Это была ненавистная мысль, и он не позволил уму делать из нее выводы. Флегг швырнул стакан через парапет крыши, наблюдая, как он, сверкая и переворачиваясь, летит вниз. Случайная злобная мысль, словно у обидчивого ребенка, пронеслась у него в голове: «Надеюсь, стакан ударит кого-нибудь по голове!»

Далеко внизу стакан ударился об асфальт автостоянки и взорвался… так далеко внизу, что темный человек даже не услышал этого.

Больше в Индиан-Спрингс бомб не нашли. Все было перевернуто вверх дном. Очевидно, Мусорщик подложил взрывные устройства в то, что сразу попалось ему на глаза — вертолеты в ангаре № 9 и бензовозы, стоявшие рядом.

Флегг повторил свой приказ: Мусорщик должен быть немедленно убит. Мысль, что Мусор может набрести на всю ту государственную собственность, заставляла его отчаянно нервничать.

Нервничать.

Да. Прекрасная уверенность продолжала испаряться. Когда это началось? Он не мог сказать точно. Он знал только, что все начинало расшатываться. И Ллойд тоже это понимает. Он распознал это по тому, как Ллойд смотрел на него. А это неплохая мысль, если к концу зимы Ллойд погибнет в автокатастрофе. Ллойд был дружен со слишком многими людьми из охраны, с людьми типа Уитни Хогана и Кена Де Мотта. Даже с Берлсоном, разболтавшим о красном списке. Он даже подумывал, стоит ли Берлсона оставлять в живых после этого.

«Но если бы Ллойд знал об этом красном списке, ничего этого не…»

— Заткнись, — пробормотал он. — Просто… затк… нись!

Но мысль не хотела уходить просто так. Почему он не сообщил Ллойду имен высшего эшелона власти Свободной Зоны? Он не знал, не мог вспомнить. Казалось, в свое время для этого имелась веская причина, но чем больше он пытался ухватиться за нее, тем быстрее она ускользала от него. Было ли это только глуповатое решение не хранить слишком много яиц в одной корзине — чувство, что не следует одному человеку доверять слишком много секретов, даже такому глупому и преданному, как Ллойд Хенрейд?

Недоуменное выражение появилось на его лице. Неужели он мог принимать такие дурацкие решения? Кстати, а насколько лоялен Ллойд? Это выражение в его глазах…

Внезапно он решил отбросить все это в сторону и полевитировать. После этого ему всегда становилось лучше. Он чувствовал себя сильнее, спокойнее, у него прояснялась голова. Он посмотрел на пустынное небо.

(Я есть, я есть. Я ЕСТЬ…)

Стертые каблуки его ботинок оторвались от поверхности солярия, замерли, поднялись вверх еще на дюйм. Затем на два. К нему пришел мир, неожиданно он понял, что сможет найти ответы. Все стало ясно. Во-первых, он должен…

— Слышишь? Они идут за тобой.

Он рухнул вниз при звуке этого нежного бесстрастного голоса. Удар пронзил все его тело от ног до щелкнувшей челюсти. Он заметался, как всполошившаяся кошка. Его вспыхнувшая было улыбка усохла, когда он увидел Надин. Она была в белой ночной сорочке — целые ярды прозрачного материала, окутывающего ее тело. Ее волосы, такие же белые, как и сорочка, повисли вдоль лица. Она походила на