– Да, мы знаем, – вежливо отозвалась Мария, – но где? Нам надо найти его и остановить.
Сатина снова наклонилась к мужу, что-то шепча ему на ухо. Он, не переставая дрожать, начал что-то выкрикивать.
– Он идет через артистический квартал позади арены, – перевела женщина.
Гермос начал подниматься, широко расширив глаза, но Моркасл сделал ему знак сесть и прошептал:
– Откуда мы знаем, что он действительно там? Оракул не сказал ни одного осмысленного слова.
Послушав несколько секунд оракула, женщина холодно ответила:
– В переднем кармане твоих брюк лежит колода карт, в которой не хватает четырех тузов. Они спрятаны в рукаве, галстуке, нагрудном кармане и носке. У слепой женщины семь шрамов на правой руке, два – на левой, один – на груди и два – на правом плече, это следы непойманных ножей. А ваш друг-великан…
– Хорошо-хорошо, – замахал руками Моркасл. – Я верю тебе. – Поворачиваясь к Марии и Гермосу, он сказал:
– Надо схватить Доминика.
Оракул снова задрожал и страшно закашлялся.
– Он уже не в артистическом квартале, – перевела Сатина, – он у палатки женщины-кентавра.
Вскакивая с места, Моркасл воскликнул:
– Куда он идет?
Оракул буркнул что-то невразумительное, а Сатина сказала:
– Он идет к этой палатке.
Моркасл побледнел и тяжело задышал.
Гермос уже встал.
– Сюда? – с ужасом спросил он.
– Да, – просто ответила женщина. – Оракул вызвал его.
Моркасл, Мария и Гермос толпились в комнатке, отделенной от святилища оракула тяжелым бархатным занавесом. Глаза их метались между входом в святилище и прорезями в черной коробке, откуда взирал на мир безумный оракул. Гермос стоял у щелочки и не мог оторвать взгляда от комнаты, как маленький ребенок, подглядывающий в замочную скважину. Сзади него сидела на куче всяческого карнавального хлама и реквизита Мария. В самом углу склада устроился Моркасл, с ужасом выглядывающий наружу. Дымок курящихся благовоний поднимался к потолку, кружа ему голову.
– Я чувствую себя настоящим идиотом, – пожаловался Моркасл, пытаясь выпрямить затекшие ноги. – Он, кажется, не собирается…
Гермос сделал фокуснику знак замолчать. Всматриваясь в полутемную комнату, великан уже не в первый раз возносил молитвы Кин-са, лошадиному богу. В этот момент он как раз заканчивал обращение.
И тут Сатина ввела в зал плотного мускулистого человека, она разбрасывала перед ним розовые лепестки, как и перед предыдущими посетителями. Человек был грубым, огромным, а глаза бешено горели. Проведя мясистой рукой по седеющей голове, он оттолкнул женщину с дороги, заставив ее высыпать море розовых лепестков на песочный пол, и направился прямо к комнате оракула.
– Где оракул? – спросил он грозным басом.
– Доминик, – прошептал Моркасл великану.
Обогнув угол коридора, который вел в святилище, Доминик увидел оракула, закованного в трон черного дерева. Оракул бился в клетке, стуча ногами и дрожа, глаза в ужасе вращались.
Изредка моргая, Доминик сложил огромные руки на груди и подошел к прорицателю. Лицо мясника ничего не выражало, лишь раз его глаза вспыхнули, когда он задел культю отсутствующего указательного пальца.
– Ты оракул? – спросил он, упираясь пустым взглядом в темнокожего старика.
Под тяжестью этого взгляда оракул снова вздрогнул.
Мясник плотоядно улыбнулся, и свет масляной лампы блеснул на серебряном зубе во рту.
– Я пришел повидаться с тобой, – сказал он глупо. Тут его лицо пронзило удивление, будто он сам не мог понять, зачем явился.
Сатина беззвучно прокралась между оракулом и мясником. Опустив глаза, она сделала мяснику знак сесть на подушки.
– Пожалуйста, сэр, – попросила она, – подождите минутку, пока оракул приготовится ответить на ваши вопросы. – Она положила ему на плечо тонкую руку и заставила сесть с неожиданной для хрупкой фигурки силой.
Мясник удивленно взметнул брови, но плюхнулся на подушки.
– Как я попал сюда? – спросил он вслух.
Гладя нежной рукой плечо оракула, она ответила высоким гортанным голосом:
– Вы пришли узнать свою судьбу, как и все.
Доминик тупо кивнул, потом его глаза потемнели, он снова попытался встать, бормоча:
