– Нам надо идти.
Кукольник загородил им дорогу.
– Я говорил тебе не отдергивать этот покров, Мария. Теперь даже я не могу остановить неизбежное.
– Я хочу получить назад глаза, будь ты проклят! Ты украл у меня все! – закричала женщина. – Мы прочитали твой дневник, твой смертельный журнал. Теперь мы знаем о судах и пытках, в которых ты участвовал. Мы знаем, что ты превращаешь жителей Л'Мораи в уродов. Я знаю, что ты сделал меня уродом.
– Значит, ты думаешь, что я виновен, – заметил Кукольник. В его голосе смешались ярость и смех. Он потер костлявой рукой шею, и Гермос снова увидел медальон с эмблемой Кин-са. Но только теперь он заметил копье, которое пронзало спину коня.
– Ты пытал Гермоса. Ты пытал меня. Кукольник вздохнул, и воздух со свистом вырвался из его стиснутых зубов.
– Вы видели не самую большую книгу. Есть еще одна, и ты знаешь о ней. Там нет имен, но от нее не укрыться никому. Она обвиняет нас всех. Это Уклад Л'Мораи. Они считают грехом говорить, дышать, быть. В ней занесены все имена.
Мария схватила Кукольника за полу плаща и закричала:
– Посмотри на меня! Посмотри на меня, проклятый! Ты же знаешь, что я не вижу тебя. Я хочу назад свои глаза, мсье Кукольник. Я хочу назад свой мир. Ведь ты украл его у меня!
– А овцы хотят получить назад свою шерсть, как и свиньи мечтают о собственном сале, – отозвался Кукольник. – Мы все хотим получить что-то назад, не так ли, слепая Мария? Но и свиньи, и мы, уроды, никогда не вернем утраченного.
Мария попыталась оттолкнуть его и пройти к двери.
– Больше не будет никаких уродов, больше не будет убийств, мсье Кукольник. Я остановлю тебя.
Моди Сиен громко рассмеялся, хватая слепую за руку. Неожиданно он закрутил ее в быстром фантастическом танце, напевая протяжную песенку, какие поют в дешевых тавернах:
Однажды на лугу я повстречал слепую И сказал красавице, что ее люблю я.
Но дружок сказал ей: «Уродлив он, как смерть», И она не стала дел со мной иметь.
И высокого ее повстречал я друга, Он тогда мне пригрозил, чтоб не вышло худа, Со слепыми чтобы я не играл глазами, Не накликал бы беды – смерть не за горами.
Рассмеялся только я: она ж меня не видит!
Затащил ее в постель: полюбил – обидел.
Этот парень – не бросал он на ветер слов – По глазам так бил меня, что хлестала кровь.
Так случилось: я теперь уродлив, слеп и мертв.
Распевая, Кукольник увлек Марию в танце в угол библиотеки. Гермос попытался помешать им, но, не переставая петь и танцевать, Кукольник ударил великана, тот споткнулся, упал и ударился о камин.
Мария попыталась найти какое-нибудь оружие, но ее нежные руки натыкались лишь на запылившиеся книги. Теперь она стояла прижатой к книжным полкам. Кукольник наклонился над ней, выдохнул конец песни вместе со зловонием гнилых зубов и хрипло спросил:
– Тебе понравилась песня? Мария отвернулась, подняла подбородок и ответила:
– Нет. Нет.
Кукольник не двигался и молчал, а потом произнес:
– Тогда тебе лучше уйти, уйти сейчас же.
Он толкнул ее к выходу, но Мария вытянула руки, чтобы отыскать Гермоса. Он уже поднимался с пола, тяжело дыша.
– Ты собираешься… – начала Мария, а потом голос ее дрогнул, – ты собираешься…, отпустить нас?
– Да, – ответил Кукольник. – Нет необходимости убивать вас. Вы убили себя сами.
Мария взяла за руку Гермоса, и они направились к выходу. Кукольник не остановил их, он лишь снова запел бессмысленную песню:
По глазам так бил меня, что хлестала кровь. Так случилось: я теперь уродлив, слеп и мертв.
– Что же нам делать? – повторила Мария, закрывая последнее окно в своем вагончике. По коже у нее пробежали мурашки то ли от страха перед Кукольником, то ли из-за холодного ночного воздуха, она не знала. – Он виновен, теперь это совершенно ясно. Но мы не можем открыто обвинить его.
Гермос заерзал, стараясь поудобнее усесться на полу.
– У него на медальоне Кин-са, – сообщил он угрюмо.
– Да, он говорил мне, – отозвалась Мария.
– Кин-са пронзен копьем, как на татуировках.
Мария потрогала татуировку на затылке.
– Наверняка он один из тех, кто заклеймил нас. Всех нас. Он превратил нас в уродов и заклеймил своим медальоном. Вот что значит татуировка. Она показывает, что все мы уроды.
– Я боюсь.
