волосами. К несчастью для Франклина, голову, на которой волосы, вероятно, еще росли (волосы и ногти не сразу понимали, что человек уже умер, что-то такое он где-то читал) развернуло под очень уж большим углом к телу, как голову повешенного.
– Он проработал в отеле тридцать пять лет и, я уверен, говорил об этом каждому нашему гостю, которого провожал в номер. Большинству из них дважды.
Бостонский выговор действовал Клаю на нервы. Он подумал, будь это пердеж, так напоминал бы звуки, которые выдумает на горне ребенок, страдающий астмой.
– Какой-то мужчина вышел из лифта, – продолжил портье, заходя за стойку. Возвращаясь туда, где чувствовал себя, как дома. Свет висевшей над стойкой лампы осветил его лицо, и Клай увидел, что портье бледен, как мел. – Один из психов. Франклину не повезло. Стоял перед этими дверями.
– Полагаю, вам не пришла в голову мысль, что нужно хотя бы убрать картину с его зада, – Клай наклонился, поднял репродукцию «Каррье-и-Ивса», положил на диван. Одновременно легким движением скинул ногу Франклина с дивана, где она нашла свой покой. Нога упала со звуком, который Клай знал очень хорошо. Звук этот в огромном большинстве комиксов обозначался словом: «БАХ!»
– Мужчина, который вышел из лифта, врезал ему только раз. Бедного Франклина швырнуло в стену. Думаю, тогда он и сломал шею. Во всяком случае, о стену Франклин ударился с такой силой, что картина слетела с крючков.
Портье полагал, что это самый верный критерий силы удара.
– А мужчина, который ударил его? – спросил Том. – Псих? Куда он пошел?
– На улицу, – ответил портье. – Вот когда я почувствовал, что запереть дверь будет самым мудрым решением. После того, как он вышел на улицу, – в его взгляде читались страх и зудящее, жадное любопытство, которое Клай нашел особенно мерзким. – Что там происходит? Насколько все плохо?
– Думаю, вы достаточно ясно все себе представляете, – ответил Клай. – Не потому ли вы заперли дверь?
– Да, но…
– А что говорят по телевизору? – спросил Том.
– Ничего. Кабельное вырубилось… – портье посмотрел на часы. – Примерно полчаса тому назад.
– А радио?
Портье пренебрежительно глянул на него, как бы говоря: «Вы, должно быть, шутите!» Клай подумал, что этому парню пора браться за книгу «КАК ВЕСТИ СЕБЯ, ЧТОБЫ СРАЗУ НЕ ПОНРАВИТЬСЯ ЛЮДЯМ».
– Радио, здесь? В любом отеле в центре города? Вы, должно быть, шутите.
С улицы донесся пронзительный вопль страха. Девушка-подросток в испачканном кровью белом платье появилась у двери и принялась стучать по стеклу ладонью, одновременно оглядываясь. Клай поспешил к ней.
– Нет, он опять запер дверь, помнишь? – крикнул ему Том.
Клай не помнил. Повернулся к портье.
– Отоприте.
– Нет, – портье скрестил руки на тощей груди, чтобы показать, что он решительно против предложенного варианта. Снаружи девочка в белом платье оглянулась вновь и застучала еще сильнее. На вымазанном кровью лице отражался ужас.
Клай вытащил из-за пояса мясницкий тесак. Он практически забыл о нем, и даже удивился, сколь быстро, без малейшего напряжения, вспомнил.
– Открывай дверь, сукин сын, – сказал он портье, – а не то я перережу тебе горло.
10
– Нет времени! – закричал Том и схватил один из стульев с высокой спинкой, новодела, имитирующего стиль мебели эпохи королевы Анны[21], которые стояли по обе стороны дивана. Побежал с ним к двери, выставив вперед ножки.
Девушка увидела его и отпрянула, подняв обе руки, чтобы прикрыть лицо. В это самое мгновение мужчина, который преследовал ее, появился перед дверью. Судя по внешнему виду, здоровенный рабочий- строитель с выпирающим, обтянутым желтой футболкой брюхом и сальными, тронутыми сединой волосами, забранными на затылке в конский хвост.
Ножки стула вошли в контакт со стеклянными панелями двери. Две левые разнесли панель с надписью «АТЛАНТИК-АВЕНЮ ИНН», две правые не оставили буквы на букве от «ЛУЧШЕГО ОТЕЛЯ БОСТОНА». Правые ножки врезались в мускулистое, обтянутое желтым плечо строителя, когда тот схватил девушку за шею. Дном стул уперся в деревянную перемычку между панелями, и Маккорта отбросило назад.
Строитель вопил, нес уже привычную Клаю и Тому галиматью на никому неведомом языке, кровь потекла по левому бицепсу. Девушке удалось вырваться, но она зацепилась ногой за ногу и упала, частично на тротуар, частично – в сливную канаву, крича от боли и страха.
Клай оказался около одной из разбитых панелей. Как пересек вестибюль, не помнил вовсе, и у него осталось лишь самое смутное воспоминание о том, как отбрасывал стул.
– Эй, недоносок, – крикнул он, и безмерно обрадовался тому, что строитель на мгновение закрыл рот и застыл. – Да, ты! – кричал Клай. – Я обращаюсь к тебе, – а потом добавил, потому что не мог придумать ничего другого. – Я трахал твою мамашу, а она подмахивала, как бешеная.
Здоровенный маньяк в желтой футболке прокричал что-то непонятное, но похожее на крик: «Ар- р!» – вырвавшейся из груди женщины во «властном костюме» перед тем, как она встретила свою смерть, и развернулся к зданию, которое неожиданно отрастило зубы, обрело голос и напало на него. Трудно сказать, что он увидел, но уж точно не мрачного, с мокрым от пота лицом мужчину с ножом в руке, который выглядывал из прямоугольного проема, недавно закрытого тонированным стеклом, потому что Клаю не пришлось что-либо делать. Строитель в желтой футболке просто прыгнул на торчащее лезвие мясницкого тесака. Шведская сталь легко и плавно вошла в чуть обвисшую, загорелую кожу под подбородком и освободила путь красному водопаду. Он окатил руку Клая, на удивление горячий, казалось, той же температуры, что и свежесваренный кофе, и Клаю пришлось подавлять желание отпрянуть. Вместо этого он подался вперед и почувствовал, как нож наконец-то встретил сопротивление. Его движение остановилось, но непреодолимых препятствий на пути не возникло. Лезвие прошло сквозь хрящ, и острие вновь проткнуло кожу, уже изнутри, под самой линией волос. Строителя потащило вперед (Клай не мог удержать его одной рукой, здоровяк весил фунтов двести шестьдесят, может и все двести девяноста), он привалился к двери, как пьяный – к фонарному столбу, с вытаращенными карими глазами, высовывающимся из уголка рта языка в пятнах никотина, разрезанной шеей. Потом колени его подогнулись, и он упал. Клай крепко держал рукоятку ножа и удивился, с какой легкостью лезвие вышло из тела. В прошлый раз, когда пришлось вытаскивать нож из кожи и жесткой подкладки портфеля, сил ушло не в пример больше.
После того, как безумец упал, он смог вновь увидеть девушку. Она стояла на коленях, одно на тротуаре, второе в сливной канаве, и кричала сквозь полог волос, упавших на лицо.
– Сладенькая, – позвал он. – Сладенькая, не надо.
Но она продолжала кричать.
11
Ее звали Алиса Максвелл. Это она смогла им сказать. И она смогла сказать, что приехала с матерью в Бостон на поезде (из Боксфорда, сказала она) за покупками, как они часто делали по средам, в ее «короткий день» в средней школе, где она училась. Они сошли с поезда на станции «Южная» и сели в
