Павловна, честное слово, даже забыл уже как они выглядят!
— Ну вспоминайте, вспоминайте… В Ваши годы пора бы уж и семью иметь…
— Да какая семья! — отмахнулся Моргенштейн. — Наши жены, пушки заряжены! С такой службой, какая жена выдержит! А уж теперь, за зэка точно никто замуж не пойдет!
— Все шутите, веселитесь, — с неожиданно прорвавшимся раздражением процедила, сжав губы адвокат. — Неужели никакое чувство вины Вас не мучает, не по закону, чисто по-человечески хочу спросить…
— А что должно мучить? — враз потускнел, ощетиниваясь иголками недоверия Моргенштейн. — Я себя виновным ни в чем не считаю. Я солдат и лишь выполнял приказы.
— Да верю я Вам, верю, — мягко, успокаивающе произнесла Софья Павловна. — Я тоже согласна, что Вашей вины в происшедшем немного. Просто ведете Вы себя так, будто ничего не случилось, а ведь люди погибли…
— А Вам хотелось бы, чтобы я волосы на себе рвал и головой об стенку бился? Так не с чего мне. Вы с Погодиным при случае поговорите, он хоть и простой необразованный мужик, но суть вещей, порой получше многих профессоров понимает. Он Вам просто скажет, не на мне грех, а на том, кто приказ отдал.
— Но приказ ведь был преступный! Ваш начальник просто хотел таким образом скрыть свои личные просчеты и ошибки!
— Тогда мы этого знать не могли, — пожал плечами Моргенштейн. — Случись сейчас такое, может быть, и усомнились бы, а тогда верили… Командиру как не верить?
— Может все проще? Может быть просто сыграла свою роль озлобленность против чеченцев?
— Да бросьте, я к ним совершенно нейтрально отношусь! Не надо мне национализм шить! Лично мне они ничего плохого не сделали, может, не успели просто, но факт есть факт, лично я от них никакого вреда не видел. Работа такая, вот и все. Были бы там на месте чеченцев эскимосы, или эфиопы, там, я не знаю… Расстреляли бы и тех точно также…
— А поволжских немцев? — улыбнулась адвокат.
— Что немцев? — не понял сразу Моргенштейн.
— Поволжских немцев, спрашиваю, тоже бы расстреляли?
— И немцев тоже! Издеваетесь? Да поймите Вы, наконец, не маньяк я, не убийца-садист. Был приказ, я его выполнил, не было бы приказа, я бы их пальцем не тронул. Я нормальный, адекватный человек. Действительно, там всякие попадаются… Есть и те у кого крыша конкретно течет со всех щелей… Взять хоть командира 512-ой группы. Был такой, капитан Кукаринцев. Вот тот мог чичей и просто так без всякой причины в распыл пустить, просто под настроение… Этот парень на самом деле сдвинулся, ненавидел местных, при любой возможности убивал… Говорил, что личную войну с ними ведет… Позывной у него был 'Люд'…
— Странный какой-то позывной…
— Ему очень подходило… — криво улыбнулся Моргенштейн.
Люд
Урал, натужно хрипя движком на пониженной передаче, переваливался на выбоинах и неровностях когда-то бывшей асфальтированной дороги. Когда-то, это лет десять с лишним назад, при Союзе, до обретения долгожданной независимости и суверенитета. Тогда дорога была вполне сносной, а еще безопасной. Вообще многое тогда было гораздо лучше, чем теперь. Вот, например мелькнувшая справа на кромке леса не то птицефабрика, не то молочная ферма когда-то исправно функционировала, поставляя в закрома Родины то ли молоко, то ли мясо. А теперь она, так же как и дорога, была… Так же как и город, называемый Грозным, был… И городков и поселков размером поменьше без счета. Тоже, были… И населения миллион с лишним, было когда-то…
Убаюканный мерным покачиванием такой уютной, такой домашней, тянущейся вдоль борта кузова деревянной лавки Люд тряхнул головой, сгоняя сонный морок. Не время спать, не время. До тех пор пока не добрался до койки в надежно охраняемом пункте временной дислокации рейд не закончен и то, что они уже погрузились в прибывший специально за ними транспорт, движутся по сто раз проверенной и безопасной дороге, а вокруг не ставшая привычной ночная темень, а яркий солнечный свет ни о чем не говорит и ничего не гарантирует. Здесь смерть может прийти в любую секунду, здесь вокруг аномальная зона по недоразумению именуемая человеческим именем Чеченская Республика, живущая по своим нестабильным изменчивым законам ничего общего не имеющим с законами федеральными и вообще любыми законами цивилизованного мира. Цепко оглядевшись, насколько позволял откинутый наверх задний полог тента, Люд удовлетворенно вздохнул. Густые заросли молодых корявых деревьев и кустарников тянувшиеся справа от дороги сменились ровным степным разнотравьем, просматривающимся до самого горизонта. Слева лениво катил мутные желтоватые воды Хумык. На том берегу реки тоже, сколько хватало глаз, тянулись покрытые молодой сочной травой поля. Врагу даже при большом желании им напакостить все равно засесть негде. Разве что какой-нибудь камикадзе мог попытаться пару раз пальнуть, прежде чем его самого вобьют в землю, разорвут в клочья ответным огнем, но подобные отморозки встречались теперь крайне редко, большинство джигитов к собственной жизни относились достаточно трепетно, не то, что в начале войны — Аллах акбар и вперед на пулеметы, повыбили фанатиков. Однако, это не повод для того, чтобы расслабляться. Сами за их, да и свою военную науку тоже не мало крови пролили. Крови вообще было много и своей и чужой, иногда казалось, что своей больше, иногда нет…
— Эй, старшие бортов! Не спать, уроды! Глаз на жопу натяну, если вахов проморгаете!
— Нормально все, тащ капитан! Мы бдим, все спокойно, — с развязной приблатненной интонацией произнес, поднимая голову и щуря красные от недосыпа глаза, сержант по прозвищу Жердяй.
— Бдишь, Жердяй? Хорошо, что не бздишь, а то и так от ваших портянок вонючих не продохнуть, — вклинился в разговор заскучавший от монотонно-однообразной дороги заместитель командира группы молодой, меньше года как из училища, лейтенант.
— Можно подумать, Бизон, ты французским парфюмом благоухаешь, — беззлобно оборвал его Люд. — Нечего тут из себя аристократа корчить. Пни вон лучше Тунгуса, а то он скоро храпеть начнет вместо того, чтобы фишку рубить.
Прозванный Бизоном за удивительное для разведчика бычье телосложение, что впрочем, не мешало ему, когда это нужно двигаться с потрясающей быстротой и ловкостью, лейтенант одним гибко- стремительным движением сгреб сидящего у левого борта снайпера за воротник и хорошенько встряхнул.
— Дембель проспишь, солдат!
— Я не спать! Я глядеть! — возмущенный столь фамильярным обращением сын якутского народа совершенно позабыл сложные грамматические правила русского языка, чем вызвал гомерический смех всей группы.
— Хорош ржать, кони! — гаркнул Люд, перекрывая дружный гогот.
Смех стих мгновенно, будто резко повернули регулятор звука, бойцы судорожно задвигались, поправляя оружие и снаряжение, натягивая на лица маски тупых исполнительных служак. Люд медленно обвел их внимательным взглядом. Все было хорошо и правильно, лишь лейтеха по всегдашней своей строптивости попробовал было сыграть с командиром в гляделки, но уже через несколько секунд все же опустил глаза, делая вид, что рассматривает что-то невероятно важное на полу. Остальные даже не пытались. Люд про себя довольно усмехнулся, знал, что его взгляда не выдерживают, боятся… Это хорошо, боятся, значит уважают…
— Извините меня, парни, — тихо и мягко проговорил командир. — Не люблю я веселья до возвращения, как бы не накаркать чего… Вы ведь не сердитесь на меня, правда?
И снова пристальный осмотр, и снова вместо лиц лишь бритые макушки склоненных голов. Почему-то сейчас это злило… Хоть бы один в глаза глянул, хоть бы один… Ведь еще совсем недавно все было по- другому… Группа была слаженной дружной семьей, где каждый боец почитал его, Люда, за строгого, но
