юбками. Бормотания, доносившиеся из зала, не оставили у Дианы сомнений о причине гнева миссис Шипстор – лорд Кингзбридж снова отказался накрыть красивый стол орехового дерева голландской скатертью, которую исполненная чувства долга экономка принесла для него.
Это была старая ссора, в которой лорд ни за что не хотел уступать миссис Шипстор. Диана поморщилась, увидев несчастный стол, заваленный ступками, пестиками и ложечками, заставленный бутылочками, керамическими сосудами и более чем дюжиной банок нюхательного табака. Его вид больше подошел бы для магазина аптекаря, чем для столовой в городском доме знатного человека. Она не могла не согласиться с миссис Шипстор, что вред, причиняемый великолепному дереву ежеутренним ритуалом ее отца – настоящее варварство.
Хотя в большинстве случаев она бывала единодушна со своим отцом, в этом она не могла согласиться с ним. Почему надо продолжать портить красивый стол просто потому, что он не ладил с миссис Шипстор?
Диана только однажды попыталась поговорить с ним об этом, но он так резко и строго оборвал ее, что она никогда больше не затрагивала эту тему. Однако ее собственное чувство рачительной хозяйки страдало от вида стола, исцарапанного и испорченного из-за упрямства лорда. Если бы от нее потребовалось занять чью-либо сторону в этой битве, Диана, без сомнения, встала бы на сторону миссис Шипстор. Она любила своего отца, но он был одним из самых упрямых джентльменов, которых она знала. Вот и сейчас она опасалась, что ее отец может отвергнуть оливковую ветвь Лоуренса из-за своего упрямства.
Идя по отделанной зеленым с золотом столовой, она отбросила все мысли о мелких неприятностях из-за мебели и обратилась к гораздо более важному предмету – как убедить папу хотя бы поговорить с Ларри. При этой мысли ее сердце упало.
После того как она отправила послание Эверарду, в ее душе вновь появилась надежда, что вместе с возвращением Лоуренса из Индии и его намерением сделать Джулию своей невестой, ее проблемы могут сами собой решиться с легкостью, которую она до сих пор считала невозможной. Если бы вдруг Джулия вновь воспылала к Лоуренсу чувствами, какие испытывала к нему в детстве, предложение Эверарда не имело бы никаких последствий.
Если бы все было так просто! Хотя она ясно представила себе, как все могло бы отлично устроиться, но сама понимала фантастичность и нереальность своей мечты. Джулия должна была только посмотреть своими огромными карими глазами на Лоуренса, и ее сердце внезапно вспыхнуло бы страстной любовью. Она бы бросилась к нему на грудь и немедленно пообещала принадлежать ему навеки! Капитан Эверард был бы сразу забыт!
Громкое чиханье отца заставило Диану очнуться от фантазий. Она встряхнула головой, моргнула и вдруг засмеялась, увидев, что ее элегантный, красивый отец, известный своими безупречными аристократическими манерами, был весь с головы до ног усыпан нюхательным табаком. Не только его орлиный нос и волевой, выступающий вперед подбородок, но и бутылочного цвета сюртук и бриджи.
– Ты не должна смеяться! – сказал он, выплевывая табак изо рта прямо на свой белоснежный галстук. – Все из-за этой женщины! Она только взглянула на меня и опять накинулась из-за этого проклятого стола, и меня просто затрясло от гнева! Посмотри, как меня трясет!
Он вытянул перед ней свою руку, и Диана увидела, что она дрожит.
– Прости меня, – извинилась за свой смех Диана, отряхивая рукав его сюртука.
– Будь проклята эта женщина! – взревел он, вырывая свою руку и доставая батистовый платок из кармана сюртука. Потом взмахнул им в сторону двери, как если бы он делал выпад фехтовальным клинком. – Неужели мужчина не может делать то, что он хочет, в своем собственном доме? Голландские скатерти! Я не позволю этой женщине устанавливать здесь свои порядки! Не позволю!
Он начал отчаянно размазывать табак по своему сюртуку и жилету, оставляя грязные пятна. Диана нежно отобрала у него платок и взяла дело в свои руки, начав осторожно стирать едкую смесь с его бровей, щек и подбородка.
– Я не думаю, что миссис Шипстор хотела тебя так расстроить, – начала она примиряюще.
– Расстроить меня! Да она же ни с кем никогда не считается и только командует всеми – она родилась драконом в юбке и умрет им! Если бы она когда-нибудь попробовала быть полюбезней, я совершенно убежден, ее бы попросту хватил удар от такого насилия над своей натурой. И почему я позволил твоей тете нанять это несносное создание в мой дом – никогда не пойму. И никогда не прощу Феб за это! Каждый раз, когда я вижу миссис Шипстор, я думаю о Феб, будь она проклята! У женщин больше волос, чем мозгов, мне не надо было ее слушать. И почему у меня доля такая – быть окруженным своенравными женщинами! Своенравными и упрямыми, как ослицы!
– Неужели мы все такие упрямые? – спросила она отсутствующе, ощущая, как на нее находит странное предчувствие. Язвительное замечание отца навело ее на мысль о тайной встрече с Эверардом на маскараде, которую она задумала.
Что она делает?
Ее дыхание стало прерывистым, сердце начало бешено колотиться о ребра. Она поняла, как она глупа. Хотя она обманывала себя целое утро, но теперь ей стало ясно, что ее план никогда не сработает! Он заключался в том, чтобы надеть домино сестры и представляться Джулией в надежде доказать Эверарду, что она может быть такой же непредсказуемой и кокетливой, как ее сестра. Какой же дурочкой она была! Эверард сразу узнает ее и будет думать, что ее неблагоразумие еще хуже, чем бесстыдство!
– Что с тобой, Диана?
Она вдруг услышала требовательный вопрос отца. Подняв глаза, чтобы встретить его взгляд, она подумала: как странно, что, глядя на его лицо, она видит Эверарда. Выражение лица капитана было всегда нежным, когда он смотрел на нее, но точно такое же выражение, как у отца сейчас, было у него вчера вечером после разговора о Джулии.
– Диана! – она услышала, что ее отец кричит на нее. – Прекрати сейчас же! Ты просто выводишь меня из себя этим дурацким выражением лица! Ты выглядишь, как Джулия, и мне это не нравится! Я без колебаний скажу тебе, что хотя я в состоянии вытерпеть одну абсолютно безмозглую женщину, но не позволю сразу двум слоняться по моему дому. Это понятно? – И его голос чуть смягчился, когда он добавил: – Мне ведь не нужно говорить тебе, как сильно я полагаюсь на твое здравомыслие?
– Нет, папа, – ответила Диана, пытаясь взять себя в руки и, не отвлекаясь ни на что другое, думать только о том, ради чего она пришла к отцу. Он явно рассердился на нее, и надо было спасать положение. – Прости, папа! Я веду себя по-дурацки, извини меня, пожалуйста. Я была расстроена – хотя я терпеть не могу признаваться в этом – некоторыми обстоятельствами. Но это неважно, ничего серьезного. Я надеюсь, ты
