крыльями, они взлетали с мокрой земли и садились на низкую, сложенную из светлого камня стену, окружавшую двор. Остро пахло сеном, и запах усилился, когда хозяйка распахнула дверь конюшни и вошла внутрь.
Она указала на стойло в конце длинного каменного здания и хотела было проводить их туда, но Лоуренс быстро вложил золотой соверен в ее ладонь и, слегка мотнув головой в сторону выхода, заставил ее поспешить прочь. Он с улыбкой увидел, как она попробовала монету на зуб, как только вышла на конюшенный двор.
– Куда она пошла? – спросила Джулия.
– Не знаю, – с невинным видом ответил он, улыбаясь ей. Он взял ее под руку и повел к дальнему стойлу.
Джулия очень любила новорожденных животных. Она взглянула вниз на рыжую полосатую кошку, которая подняла голову и, казалось, улыбалась. Она пестовала троих котят – одного белого, пушистого, с абрикосовыми пятнами, другого белого в серую полоску и третьего полностью серого. Это были симпатичные зверьки с толстенькими животиками. Они сосали материнские соски, упираясь задними лапками в сено.
Джулия тут же опустилась на колени, ее голос зазвучал нежностью, когда она стала разговаривать с мамой и ее детишками.
Лоуренс прислонился к деревянной перекладине стойла, наблюдая, как она осторожно приближается к матери, уши которой стали подрагивать от настороженности. Джулия протянула руку, чтобы почесать кошку за ухом, и та доверчиво приподняла голову и подставила ее под пальцы Джулии.
– Если бы я приблизился к ее детям, – сказал Лоуренс, – она бы зашипела на меня.
– Большинство животных чувствуют, когда к ним относятся с любовью, – ответила Джулия со знанием дела. – Да и как иначе можно относиться к этому прекрасному созданию?
Лоуренс опустил голову и взглянул на драное создание с некоторым сомнением. Левое ухо кошки было поранено и кусок его оторван. Красноречивый шрам пересекал нос, и он подозревал, что хвост у нее тоже отсутствовал.
– Да, я понимаю, о чем ты говоришь, – ответил он без убежденности.
– Какой лгунишка! – воскликнула Джулия счастливым голосом, оглянувшись назад на Лоуренса, ее лицо озарилось нежностью.
Лоуренс почувствовал, как его сердце переполняется любовью к Джулии. Она всегда была так хороша за этим простым занятием. Он смотрел, как она повернулась обратно к кошке и, видя, что один из котят уснул, осторожно подняла серенький комочек и прижала его к своей груди. Лоуренс опустился на солому рядом с ней и потрогал кончиком пальца маленькую уязвимую головку котенка.
– Шкурка мяконькая, как бархат, – прошептал он.
– Да-а, – протянула Джулия, прижимаясь к котенку щекой. – Сомневаюсь, что есть что-нибудь мягче. Он мурлычет! Послушай!
Лоуренс был счастлив угодить ей, тем более что она прижала котенка к своей щеке. Он наклонил голову к теплому урчащему комочку и, поскольку он не привык упускать даже малейшие возможности, прижал свои губы к щеке Джулии, целуя ее в край волос.
– Не надо, Лоуренс, – вздохнула она. – Я обручена.
Он нашел ее ухо и, куснув его, возразил:
– Да, но не с тем мужчиной, как ты сама прекрасно знаешь.
Он был одновременно и удивлен и встревожен тем, что Джулия не оттолкнула его сразу же. Он даже хотел отстраниться от нее и потребовать немедленно объяснить, что огорчало ее; но вместо этого он усилил свой натиск и, проведя губами вдоль ее щеки, обнаружил, что котенок не только уже не преграждал ему путь, но ее губы были готовы принять его.
Обвив рукой ее талию, он прижал ее к себе так близко, как смог, хотя смог он немного, потому что слышал, что котенок мяукает у нее на коленях. В этом неудобном положении он ощущал только ее спину, плечо и часть молодой упругой груди. Но та горячность, с которой она ответила на его поцелуй, компенсировала ему с лихвой это неудобство.
Он почувствовал отчаяние и поспешность, с которой Джулия обняла его свободной рукой за спину, ища успокоения в его поцелуе. Она не должна выйти за Эверарда! Не должна! Только не теперь, когда он знает, что ее сердце отдано ему!
Захваченный долгим упоительным поцелуем, он не сразу понял, что к сладости ее губ примешивается острый соленый вкус слез. Только тогда он оторвался от нее, ища ее взгляд, желая узнать причину ее несчастья. Конечно, она чувствовала себя несчастной, она поняла, что должна разорвать свою помолвку с Эверардом. Но что-то подсказывало ему, что причина была в другом.
– Дорогая, – прошептал он, – почему ты плачешь? Скажи мне, ведь ты должна быть счастливейшей из женщин, которая поняла голос своего сердца.
– Да, но все же я самая несчастная, – ответила она.
Чувство паники охватило его.
– Нет, – ответил он, утирая слезы на ее щеках и целуя ее в лоб. – Ты не можешь быть несчастлива, потому что я держу тебя в своих объятиях. И потому, что скоро ты станешь моей женой – моей, а не Эверарда.
– Лоуренс, – начала она слабым голосом, и слезы снова заблестели в ее глазах.
Последние лучи солнца освещали ее нежным золотистым светом, блики запутались в ее волосах, и Лоуренс прижал ее к себе крепче, ощущая острую боль утраты.
– Не говори ничего, – с трудом попросил он, голос не слушался его. – Если только ты не хочешь сказать мне, что прервешь эту абсурдную помолвку с Эверардом.
Она только снова взглянула на него, слезы катились по ее побледневшим щекам.
