Отец Марасана Степан вырос в сиротстве — без отца. Мать его работала няней у господ. Степанушко — так называла его мать, находился в чужих людях, кормился тем, что приносила его мать: остатки с господского стола, что постоянно выбрасывалось для рогатого скота и собакам.
На такое житье никто не жаловался. Степан был и рос крепким, здоровым парнишком. Мать возлагала на него большие надежды в будущей жизни. Степан не обременял свою мать и квартиросдатчика, которому отводился угол на кухне или на сеновале.
Когда Степан подрос до 11 лет, мать его отдала в «мальчики» на завод, который вырабатывал прокатное листовое железо. Что бы дать окрепнуть и втянуться в физический труд сына, она переехала на местожительство в Белохолунидинский завод, а когда уже вырос Степан, стала его сбивать на женитьбу. Он был неграмотным, даже не мог расписаться своей фамилией. Настояние матери о женитьбе, Степан воспринял, как положено. Ему было уже 20 лет. Порекомендовали Степану в жены девушку Александру, выросшую в большой рабочей семье тоже не грамотную. На сбережения матери Степану был выстроен деревянный дом, состоявший из одной комнаты и богатейших полатей. На этих полатях в последствии размещалась семья пять человек, а на русской печи спали родители. На военную службу Степана не брали, как единственного сына у матери. Дали ему белый билет, поэтому его и называли «Белобилетник».
Из мальчиков Степан добился до мастера по прокату железа. Весной и летом железо грузили в барки и водой сплавляли по реке Белая Холунда в центр Вятской Губернии. Не раз и не два Степан рассказывал своей семье о тяжелой жизни. Работа была горячая, на лапти надевались деревянные колодки чтобы не сжечь ноги. Лицо Степана было от постоянного огненного железа в коростах. Только природная сила, да семья оставляла Степана уравновешенным, Он не пытался куда-то уехать или сменить работу. Семья подрастала и их надо было кормить и учить. Испытывая свою неграмотность, он принимал меры, чтобы закончили его дети 2-х классную церковно-приходскую школу. — Старший его сын Павел закончил эту школу с похвальным листом, дочь Александра проучилась три года и ее отдали в прислуги, Михаил учился в 4 классе, обладал хорошими способностями и Николай учился в. 3 классе. Все, кто учился нуждались в одежде, обуви и питании.
Марасан Николай пошел в школу в матерчатых старых башмаках в резинку. Только тряпье, намотанное на ноги спасали от обмораживания и простуды.
В 1910 году завод был закрыт. Всех рабочих рассчитали и они стали разъезжаться по заводам Урала: в Надежединск, Горноблагодатск, Чусовской и др.
Степан долго советовался со своей Александрой о поездке на заработки. Разговор был в слух, со всей сердечностью и глубокими переживаниями.
Только одно было ясно, что Степан едет и с собой берет 15-летнего Павла. Настало время отъезда, верней ухода пешком до ст. Слободское.
Степан обещал писать, как устроится на работу и куда пристроит к делу Павла.
Зная, что никаких сбережений и запасов не оставалось, он обещал с первого заработка выслать, чтобы не умереть от голода оставшимся.
Шли месяцы, а денег не поступало и писем. Чтобы облегчить Существование, мать взяла с собой Николая, и пошла с ним по деревням собирать милостыню. Таких нищих было настолько много, что в некоторых домах отвечали: «бог подаст», «много вас тут ходит».
Только из сожаления к Николаю, одетого в лохмотья кусочки находились для подаяния. До получения денег и письма мать с Николаем обошла все деревни находящиеся вблизи завода.
Так жила семья Марасана, а вернее прозябала. Когда ложились спать без куска хлеба. Мать, скорбя за всех успокаивала голодных детей вот приедет отец и Павлик, привезут денег и мы купим муки и наедимся досыта. Эта семья питалась в основном картошкой, грибами и подаяниями.
На третьем году школьной учебы Николай Марасан хорошо писал, читал и на удивление товарищей и домашних хорошо учился на уроке «Закона божьего». «Чесослов», где были напечатаны кондаки тропари, по которому учились. Ннколай знал на изусть. Славянский титл переводился на разговорную речь хорошо.
Священник- отец Петр приблизил своим вниманием Николая. Вызвал в учительскую и подал записку Николаю и сказал. Вот сходи по этому адресу и передай хозяйке, она тебя отблагодарит. О подробностях не сказал. Марасан после школы пошел по указанному в записке адресу. Это было за рекой, надо было идти по заводской плотине, мимо завода, в котором все замерло и молчало. Перед плотиной возвышалась церковь осиротевшая от прихожан. Народ страдал, народ — голодал, народ мучился обездоленностью. Только Николай заметил, что в завод заслали конных казаков. Все на добрых сытых лошадях, в безкозырках, молодые с накрученными усиками и чубами на левом боку.
Так Николай добрался до адресата. В кухне встретила его средних лет женщина, которой была передана записка. Прочитав, он была обрадована, что отец Петр обращался к ней.
А потом, через несколько минут вынесла поношенные валенки и подала Марасану с такими словами: Возьмите вот эти валенки и благодарите вашего батюшку, он о тебе побеспокоился. Небось холодно в матерчатых-то башмаках? Да, холодно! Сказал Марасан и отблагодарил ее и отца Петра. Так был обут Марасан, чтобы закончить третий класс. Мать Марасана, выведав все от сына, то же благодарила всех заочно и что-то облегченно вздохнула. Ну ладно сынок, будем ждать отца. Он на постоянную работу наверное нигде не мог поступить, а. на временных заработках не получается, все проедают, полагаю, что скоро будут дома.
Малосемейные и молодежь уезжала со всем. Многие уезжали в города Сибири и Урала. Заметно было: все заброшенные. дома, с заколоченными окнами и ни одной живой души, но объезд казаков продолжался по всем улицам.
[…]
Когда семья была в сборе, отец глубоко вздыхая процедил сквозь зубы — «нам, Шура, с такой оравой ребят здесь не прожить. Надо уезжать в Сибирь! Если мы не уедем отсюда, то подохнем, как мухи.
Я встречал много рабочих, побывавших в Сибири и говорят, что там прожить можно куда лучше, а некоторые, смеясь, говорили, что там в Сибири на деревьях растут большие калачи из белой муки, которые мы ещё не попробовали, чем они пахнут.»
Так, семья Марасана дождалась долгожданного потепления. Собрались четыре семьи: Морозовы, Десятковы, Колпащиковы и семья Марасана. На последнем санном пути, на санях были установлены короба, заполненные соломой, в них везли малышей. Сами главы семей шли пешком.
На первых километрах от завода встретилась упряжка в легковом коробке, на которой сидел сын местного торговца — младший Быков. Заметив Николая, он пригрозил в его сторону кулаком. Все обратили внимание, но времени для расспросов не было. Быков младший ударил лошадь кнутом и только это и видели. Однако Павел, шедший с отцом, вскоре приблизился к подводе, где ехала мать с двумя сыновьями и Павел спросил Николая — кому пригрозил Быков кулаком?
Николай в неторопливом тоне в присутствии матери и брата Георгия пояснил, что Быков затаил злобу против меня за то, что я ударил его лаптой. Павел и мать попросили рассказать подробнее.
Это было этой осенью, в воскресенье. Мы собрались у Павла горбатого, играли в лапту. Быков на тележке вёз ягоды, грибы и капусту в ящиках, которые скупались у населения. Наш Мишка сказал в адрес Быкова «Сивка, бурка». Быков остановился, достал нож и бросился на Мишку, догнал и стал ножом нажимать ему на спину. Когда Мишка заплакал, я лаптой ударил Быкова, у того нож и выпал, тогда мы его все крепко избили. Вот он и сердится на меня. А не тогда ли было, когда Михаил пришёл с слезами и
