– Конечно. Кроме того, я уверена, что у меня найдется пара платьев, которые я смогу ей одолжить, – проворковала Хелен. – Похоже, у нас один размер.
– Я очень вам благодарна, – произнесла Тамсин, смущенная тем, что Хелен и Эмма подумали, будто она отчаянно нуждается в горячей ванне и приличной одежде. Она провела рукой по густой массе своих кудрей и сделала еще одну попытку вытащить руку из сильных пальцев Уильяма. К ее удивлению, он отпустил запястье, однако положил руку ей на плечо. Его простое, теплое прикосновение было сродни жесту благословения.
– Иди, – прошептал он девушке. – Завтра я отправлю Сэнди в Мертон Ригг за твоими вещами.
Тамсин благодарно кивнула. Ей было приятно, что он заботится о ней. Однако она знала, что ее одежда, даже самая лучшая, никогда не сможет сравниться с нарядами, которые привыкли носить женщины семейства Скотт и сам Уильям.
– Пойдем со мной, Тамсин, – позвала Хелен. – Я покажу тебе спальню Уильяма, там ты сможешь отдохнуть. Вы с Уиллом, должно быть, проголодались с дороги и… и после свадьбы. Обед пока не готов, но мы можем сделать несколько гренков с сахаром. Кроме того, наверняка найдется немного греческой мальвазии. Мы накроем стол в большом холле, где сможем вдвоем отпраздновать радостное событие. Ведь мы с тобой теперь как сестры. И ты сможешь рассказать мне о себе, – щебетала Хелен. – Может быть, мама и Уильям смогут присоединиться к нам.
Хелен улыбнулась, а Эмма молча кивнула в ответ.
– Это было бы замечательно, – пробормотала Тамсин.
– Сегодня у нас на обед будет свежий лосось, – Хелен взяла Тамсин за руку и потащила ее через залу, не переставая говорить. – Джок и Сэнди поймали несколько лососей в реке. Мама присматривает за поваром, чтобы он все сделал правильно. Мы надеялись, что вы с Уиллом приедете сегодня ближе к полудню, чтобы разделить с нами обед. Но мы и подумать не могли, что вы привезете такие удивительные новости!
Тамсин кивнула. С нее было достаточно. Она уже с трудом могла переносить энтузиазм Хелен. Девушка оглянулась, бросив на Уильяма беспомощный взгляд, и вместо сочувствия обнаружила на его лице усмешку.
Перед Тамсин лежала деревянная дощечка, а на ней – почти нетронутые розовые, посыпанные нарезанной петрушкой кусочки лосося и колечки золотого лука, приготовленные в масле с перцем. Она передвигала их по доске серебряной ложкой. На той же доске лежали толстые ломтики моркови, лук-порей и краюха свежеиспеченного пшеничного хлеба. В серебряном кубке, наполненном вином, отражалась льняная скатерть и лица людей, собравшихся за столом в большом холле.
Тамсин подняла кубок, чтобы сделать глоток бледного рейнвейна – терпкого, прохладного и… неразбавленного. В Мертоне и в цыганском таборе вина и эль в целях экономии всегда чуть ли не до половины разбавляли водой. «Видимо, – подумала девушка, – Рукхоуп в самом деле такой богатый дом, что в нем могут позволить себе подавать дорогие вина, охлажденные в погребах, и при этом разливать их в серебряные кубки во время полуденного обеда, да еще в середине недели. Этот день даже не был праздничным!»
До обеда Тамсин успела попробовать сладкую мальвазию. Они сидели с Хелен и Эммой в большой гостиной, болтали и время от времени отхлебывали из кубков приятный напиток. А незадолго перед тем, как был подан обед, Эмма вручила Тамсин кубок с темным бордо, и девушка посчитала, что она просто обязана выпить его вместе с ними.
Разговор окружал ее тихим, мерным жужжанием. Сама Тамсин говорила мало, но старалась внимательно прислушиваться к тому, о чем говорилось за столом, но почему-то то и дело теряла нить обсуждения. Она знала, что должна заставить себя побольше есть, потому что в ее желудке было пусто с самого восхода. Однако именно желудок сейчас и подводил ее. Он, казалось, завязался узлом, и она не могла впихнуть в себя ни кусочка.
За столом раздался смех. Тамсин не слышала, что стало его причиной, и потому поднесла к губам кубок, чтобы скрыть свою оплошность. Приятное, влекущее тепло вина с легкостью миновало узел внутри нее, через который не могла пройти пища, и Тамсин немного успокоилась.
– Как бы то ни было, твой брат должен быть более осторожным, – сказала леди Эмма. – Он проявляет слишком большой интерес к тому, что пишут протестантские лидеры на континенте. Я умоляла его не покупать больше их сочинения, подобные вещи запрещены к ввозу и продаже в пределах Шотландии. И читать их запрещено. Его нужно предупредить еще раз.
– Джорди – разумный человек, мама, – ответил Уильям. – У него пытливый ум. Он просто хочет разобраться в изменении структуры церкви, чтобы принять решение, остаться ему церковным служителем или вернуться домой.
– В такие времена безопаснее и умнее быть просто верующим человеком, чем служителем бога, – заметила Хелен. – Люди, проповедующие новые идеи, сжигаются на костре. Их обвиняют в ереси. Джорди следует быть очень осторожным, мама права.
Уильям сидел рядом с Тамсин за длинным столом. Справа от него сидела леди Эмма. Напротив разместилась Хелен, а с ней рядом – Сэнди Скотт. Все, кроме Тамсин, ели с отменным аппетитом и принимали живейшее участие в разговоре, а она только смотрела и слушала, то и дело отхлебывая из кубка.
– Лосось просто великолепен, – заметил Уильям, отправляя очередной розовый кусочек себе в рот.
– Я слышала, шотландские лососи высоко ценятся на английских рынках. Их продают там по кроне за штуку, – сказала Эмма. – А этот был вытащен из реки. – Она улыбнулась, глядя на Сэнди.
– Ну да, баранина, свинина, все, что пожелаете, леди Эмма, причем совершенно бесплатно, – усмехнулся он в ответ. – Добытое в Англии и поданное к вашему столу благодаря талантам семейства Скотт.
Эмма легко рассмеялась.
– Лучше мне не знать, откуда все это берется, – проговорила женщина, и в ее голосе прозвучал мягкий укор. – Приберегите для себя ваши истории о полуночных набегах.
– Тамсин, тебе нравится обед? – спросила Хелен. – Ты съела совсем немного.
– Он великолепен, – ответила девушка. – Спасибо. Просто я вдруг обнаружила, что не так голодна, как предполагала.
Уильям искоса взглянул на Тамсин.
– Это вино довольно крепкое, – тихо пробормотал он. – Если ты не голодна, съешь хотя бы хлеб, иначе тебе будет нехорошо.
Девушка ничего не ответила, только упрямо повертела головой. Она не могла есть даже хлеб. Ей не удалось бы ни разрезать, ни разломить его, пользуясь только одной рукой, а выставлять на всеобщее обозрение свою левую руку она не собиралась. Тамсин прятала ее под столом, зажав между колен. Она сжала левую руку в кулак и снова отхлебнула из кубка. В начале обеда вино было прохладным и свежим, но с каждым глотком становилось все слаще и мягче. Хелен наклонилась вперед.
– Тамсин, после того, как отец забрал тебя, ты много времени проводила с цыганами?
– Все летние месяцы я жила с людьми, среди которых выросла моя мать. И я до сих пор вижусь с ними, когда они приходят в наши места.
– Для меня это просто удивительно, – заметила Хелен. – Так ты говоришь, что знаешь их язык? А ты умеешь предсказывать судьбу, как другие цыганские женщины?
– Я говорю на том цыганском, которым несколько веков назад пользовались короли и принцы. От них пошел род
– О! Ты умеешь читать Таро! – воскликнула Хелен. Привстав, она потянулась, взяла кувшин с вином и наполнила оба кубка – свой и Тамсин.
– Да, могу, – девушка снова сделала глоток. Уголком глаза она заметила, что Уильям смотрит на нее, слегка нахмурившись. Она послала ему сердитый взгляд и выпила еще глоток. Мужчина вздохнул и отвернулся, чтобы ответить на вопрос матери.
– Нам обязательно нужно будет показать свои ладони Тамсин, мама, – сказала Хелен и улыбнулась. – Я бы еще попросила ее погадать на картах Таро. Я знаю такую игру, в которую играют картами с картинками,