– Это все ваши? – спросил он несколько изумленным голосом.
– Да, – снова ответила она безо всякого выражения. – Вас это, кажется, удивляет?
– Думаю, что да, немного. – Затем он откашлялся и подошел совсем близко к ней. – Вас, может быть, интересует, о чем я хотел с вами поговорить?
Марджи подняла на него взгляд.
– Вероятно, собираетесь на что-то пожаловаться. До сих пор это было единственной причиной ваших встреч со мной. Говорите побыстрее и уходите. У меня очень много работы!
Она положила перо с серебряной ручкой на поднос перед собой и встала. Ее расстроили его приход не вовремя, его нарочитое немногословие. Она начал собирать некоторые наброски со стола и складывать их в стопку.
– Вы, конечно, правы, – произнес он. – У меня и в самом деле есть жалоба. Мне стало известно, что вы сообщаете всем и каждому о своем намерении выдать сестру за Сомерсби.
Марджи положила еще один набросок на верхушку растущей кипы. Она не могла поверить своим ушам!
– Неужели вы глухи, мистер Раштон? – сказала она в раздражении. – Сколько раз я должна повторять вам, что у меня и в мыслях нет устраивать свадьбу Дафны и вашего подопечного! По крайней мере, в этом мы с вами согласились друг с другом. Однако вы упорно отказываетесь мне верить! Я без колебаний заявляю вам, что ваше недоверие меня обижает!
– Видите ли, ко мне подошли три разных человека, и каждый из них доверительно сообщил мне, что вы хвалились, будто брак вашей сестры с Сомерсби состоится раньше, чем закончится это лето. Я не обратил внимания на первый и даже на второй слух. Но, кажется, решительно все полагают, что Сомерсби женится на мисс Чалкот, а вы собираетесь это организовать!
Марджори уставилась на Раштона, потрясенная до глубины души. Она покачала головой:
– Нет. Я сказала вам правду о своих намерениях! Не могу представить себе, как или почему… – Она замолчала, вдруг припомнив, как опрометчиво отреагировала на провоцирующие замечания Оливии Притчард. – О… – наконец сказала она, понимая, что именно мисс Притчард позаботилась о том, чтобы представить их разговор в наихудшем свете.
– В чем дело? – спросил он.
– Это моя вина, – сказала она, опуская взгляд на набросок перед ней. Она провела пальцем по шершавой сухой бумаге для рисования и продолжила:
– Я разговаривала с мисс Притчард, и та, кажется, совершенно не правильно истолковала мои слова. В действительности, боюсь, что я сказала именно то, что вы мне повторили. Но я говорила иронически. Неужели мисс Притчард пришло в голову поверить такой глупой речи?
– Значит, вы все-таки сказали «к концу лета»?
– Боюсь, что да. Я знаю, что поступила дурно, но мисс Притчард разговаривала таким тоном, как будто обитает на хрустальной горе в золотом дворце и лишь из чувства долга снисходит до нас, простых смертных, – вот я и потеряла самообладание.
– Знаете, это с вами слишком часто происходит.
– Вот как! – воскликнула она, мгновенно вскипая и, стало быть, подтверждая сказанное Рашто-ном. – Думаю, нехорошо с вашей стороны так говорить. Я все время вынуждена признавать перед вами свои недостатки и ошибки, просить у вас прощения и всячески оправдывать свое поведение! Мне никогда раньше не надо было этого делать, и я должна сказать, что мне это ни капли не нравится!
– Очень странно! – усмехнулся он, слегка опустив голову. Вдруг он посмотрел на нее совсем с другим выражением. – Я как раз подумал то же самое! Не сердитесь, умоляю! Я имел в виду себя, а не вас.
Марджори видела, как прежняя холодность Раштона уступила место другим чувствам. Сердце ее начало таять. Он мог быть таким приятным, когда его голубые глаза сияли добротой и очарованием.
Она вздохнула.
– Полагаю, мы раздражаем друг друга, не так ли?
– Да, – признал он.
Раштон продолжал задумчиво на нее смотреть, в его глазах по-прежнему светилась улыбка. Марджори не могла догадаться, о чем он думает. Он просто твердо смотрел ей в глаза, и было невозможно прочесть его мысли. Она снова попыталась придумать что-нибудь интересное для беседы. В воздухе повисло напряжение, которое ей было вовсе не по душе. Гневное выражение, конечно, исчезло с его лица, но Марджори не могла понять, что он чувствует теперь.
Ее руки и ноги охватила уже знакомая томительная слабость. Вздрогнув, она подумала, что чувствует себя так же, как во время того вальса, испытывая головокружение и еще что-то странное и необъяснимое. Она хотела, чтобы он ушел, боясь своего непонятного ей состояния и все же приходя в ужас при мысли о том, что он действительно может уйти.
Раштон на мгновение резко повернулся к двери. Она подумала, что он решил-таки уйти. Но где-то в глубине души Марджи была убеждена, что он не сделает этого. По всей вероятности, Раштон просто прислушивался. Потом он вновь повернулся к ней, но на этот раз выражение его лица почти пугало своей напряженностью.
Он приближался к ней, постепенно уменьшая и без того небольшое расстояние, которое оставалось между ними, обходя стол со словами:
– Я задал вам вопрос во время танца. Вы не ответили мне.
Марджори почувствовала, что у нее пересохло в горле. Он приближался к ней явно с худшими – или, может быть, с лучшими – намерениями! Марджори повернулась к нему лицом. От ее резких движений один из набросков скользнул на пол к ее ногам.
