напоминал волка-альбиноса в человеческом одеянии.
— Брысь отсюда, маленькие паршивцы! — рявкнул он. — Пошли прочь, а не то я вышибу вам мозги, чтобы порадовать ваших отцов!
Они застыли, а потом бросились врассыпную. Один оставил свой трофей: собачий хвост лежал на тротуаре, как грязная тряпка. Джонас поморщился, глянув на него, убрал револьвер в кобуру, заложил руки за спину и продолжил свой путь, напоминая священника, поглощенного мыслями о богах. Что, во имя богов, с ним случилось? Наставлять револьвер на детей!
Да, он волновался. Подозрения этой плоской вековухи очень взволновали его. Не из-за Торина (даже если бы Диаборн оттрахал эту девицу на городской площади на празднике Жатвы, Джонаса бы это не взволновало)… но потому, что Диаборн (если подозрения не беспочвенны) и тут обвел его вокруг пальца.
Похоже на то. Если у парня хватило наглости закрутить любовь с будущей наложницей мэра, да так скрытно, что об этом до сих пор никто, кроме тетки Сюзан, не догадывается, как это соотносится с его, Джонаса, мнением о трех молокососах из Привходящего мира? Не он ли считает, что они с трудом найдут собственные задницы, чтобы подтереться?
Так
— Добрый день, сэй Джонас. — Кузнец Брайан Хуки широко улыбался, разве что не кланялся, прижав сомбреро к широкой груди. — Не желаете ли свежего грэфа, сэй? Только что отжал первую порцию, и…
— Мне нужна моя лошадь, — оборвал его Джонас. — Быстро приведи ее и перестань кудахтать.
— Да, сейчас приведу, с радостью, спасибо сэй. — И Хуки поспешил в конюшню, по пути обернувшись, чтобы убедиться, что не получит пулю в спину.
Десять минут спустя Джонас скакал на запад по Великому Тракту. Испытывая при этом нелепое, но очень сильное желание пустить лошадь галопом и раз навсегда забыть об этой глупой истории: о Торине, поседевшем любвеобильном козле, Роланде и Сюзан с их юношеским увлечением, которому, он в этом не сомневался, еще очень далеко до плотской любви. Рое и Клее с их быстрыми руками и медлительными мозгами, Раймере с его честолюбием, Корделии Дельгадо, которая, должно быть, уже представляла себе, как они вдвоем лежат в постели, он читает ей стихи, а она плетет из цветов венок, чтобы возложить на его чело.
В прошлом уже случалось, когда он вот так уезжал, доверяя своей интуиции. Да только на сей раз уехать не мог. Он поклялся отомстить этим молокососам и всегда выполнял данное себе слово, хотя многократно нарушал обещания, которые слышали от него другие люди.
Не стоило забывать и про Джона Фарсона. Джонас никогда не разговаривал с Благодетелем (да и не очень-то хотел, поговаривали, что Фарсон — безумец, способный отчудить все, что угодно), но не раз имел дело с Джорджем Латиго, который скорее всего и будет возглавлять отряд, ожидаемый со дня на день. Именно Латиго нанял Больших охотников за гробами, заплатив огромный задаток (которым Джонас еще не поделился с Рейнолдсом и Дипейпом), и пообещал куда большее вознаграждение, если основные силы Альянса будут уничтожены в окрестностях Лысых гор.
Латиго, конечно, сила, все так, но сущая козявка в сравнении с той силой, что стояла у него за спиной. И потом, большие деньги без риска не заработать. Если они доставят лошадей, волов, повозки со свежими овощами, нефть, магический кристалл, прежде всего магический кристалл, все будет хорошо. Если нет, Фарсон и его помощники сыграют их головами в поло. Такое могло случиться, и Джонас это знал. Более того, не сомневался, что в конце концов
Если так, игра надолго не затянется. Как только юный мистер Диаборн высунет нос из-за Укрепления, Джонас тут же отстрелит его.
Сейчас требовалось найти ответ на один вопрос: с чего начать? Отправиться на ранчо «Полоса К», благо он давно собирался взглянуть, как устроились мальчики? Почему нет? Они скорее — всего на Спуске, считают лошадей. Но лошади нисколько его не волновали. Нет, лошади — пустячок, если подумать о тех задачах, что поставил перед ними Благодетель.
И Джонас поскакал к СИТГО.
Первым делом он проверил цистерны. Нашел их в целости и сохранности: они стояли рядком, на новых колесах, готовые в нужное время двинуться в путь, укрытые нарубленными ветками. Некоторые ветви пожелтели на концах, но прошедшие дожди освежили их. Джонас убедился, что к веткам никто не прикасался.
Потом он поднялся на холм, прошелся вдоль трубы, все чаще и чаще останавливаясь, чтобы передохнуть. Когда он добрался до проржавевших ворот, отделявших склон от нефтяного поля, сломанная нога разболелась не на шутку. Он внимательно изучил ворота, нахмурился, заметив пятна на их верхней части. Возможно, они ничего не значили, но Джонас подумал, что кто-то перелез через ворота, не рискнув их открыть из опасения, что они вывалятся из петель.
Следующий час он провел между вышек, уделяя особое внимание тем, что еще работали, пытаясь обнаружить следы постороннего присутствия. Он нашел множество следов, но идентифицировать их (особенно после прошедших дождей) не представлялось возможным. Молокососы из Привходящего мира могли побывать здесь; городская мелкота могла побывать здесь; Артур из Эльда и все его рыцари могли побывать здесь. Неопределенность ситуации действовала Джонасу на нервы, портила ему настроение (как и любая другая неопределенность, за исключением той, что возникала на доске при игре в «Замки»).
Он уже двинулся назад, решив спуститься с холма, сесть на лошадь и вернуться в город. Нога горела огнем, и только хороший глоток спиртного мог успокоить боль. Визит на «Полосу К» откладывался на другой день.
Он уже миновал полпути до ворот, когда увидел заросшую проселочную дорогу, по существу, две колеи, тянущиеся от СИТГО к Великому Тракту, и тяжело вздохнул. Что он мог увидеть на этой тропинке, но, раз он все равно сюда пришел, работу следовало довести до конца.
Но не только у Роланда желания зачастую отступали перед чувством долга. Джонас вздохнул, помассировал больную ногу и двинулся по проселочной дороге, где, как это ни странно, и нашел то, что искал.
В той самой колее, в дюжине шагов от того места, где заросшая травой дорога сливалась в Великим Трактом. Поначалу он решил, что белый кругляшок, проглядывающий сквозь траву, — камень. А потом увидел черную круглую дыру — глазницу. И понял, что в траве лежит не камень, а череп.
Кряхтя, Джонас нагнулся и поднял с земли грачиный череп. Который уже видел прежде. Как, впрочем, и весь город. С черепом не расставался этот шут, Артур Хит… как и всем шутам, ему требовались атрибуты его профессии.
— Он называл этот череп дозорным, — пробормотал Джонас. — Иногда насаживал на луку седла. Иногда носил на груди, как медальон. Да. Череп болтался у него на груди в ту ночь, когда в «Приюте путников»…
Джонас повернул череп. Внутри что-то звякнуло. Джонас потряс череп, подставив ладонь, и на нее выпали несколько звеньев золотой цепочки. Вот, значит, на чем держался череп. В какой-то момент цепочка порвалась, череп упал в траву, и сэй Хит не удосужился отыскать его. Мысль о том, что череп найдет кто-то другой, не приходила ему в голову. Мальчишки беззаботны. Просто удивительно, что им удается вырастать в