Все еще поглаживая шелковистые волосы, Риа приложила морщинистые губы к гладкому ушку Сюзан и зашептала. А с небес на них смотрела Целующаяся Луна.
Глава третья
ВСТРЕЧА НА ДОРОГЕ
Не было в ее жизни второй такой необычной ночи, поэтому не стоило удивляться тому, что она не слышала цоканья копыт всадника за спиной, пока он практически не настиг ее.
По пути домой ее более всего волновал вновь открывшийся смысл соглашения, которое она заключила. Хорошо, конечно, что она получила передышку, свою часть сделки ей предстояло выполнить не тотчас же, а через несколько месяцев, но суть оставалась прежней: когда по небу поплывет полная Демоническая Луна, мэр Торин, костлявый, дерганый, с венчиком седых волос вкруг обширной лысины на макушке, лишит ее девственности. Мужчина, на которого его собственная жена не могла смотреть без жалости. Харт Торин чувствовал себя как рыба в воде в шумливой толпе, собравшейся, чтобы посмотреть на кулачной бой или турнир, где оружием служили гнилые фрукты, но любая трагическая или жалостливая история вызывала у него недоумение. Похлопать ближнего по плечу, смачно рыгнуть за обедом — это получалось у него мастерски, но при каждом слове он озабоченно поглядывал на своего канцлера, дабы убедиться, что никоим образом не оскорбил Раймера.
Сюзан все это видела не единожды. Ее отец долгие годы занимал пост главного конюха феода и частенько ездил в Дом-на-Набережной по делам. Много раз он брал с собой любимую дочь. И, похоже, зря. За эти годы она многократно видела Харта Торина, но и он видел ее ровно столько же. Отсюда и результат! В итоге в матери своему сыну он выбрал девушку, на пятьдесят лет моложе его самого.
Слишком уж легко она согласилась на сделку… Нет, так, пожалуй, сказать нельзя, это будет несправедливо по отношению к ней… но уж особо не горевала, это точно. Подумала, выслушав доводы тети Корд:
Был и другой момент. Тетя Корд сыграла, и теперь Сюзан это понимала, сыграла безжалостно, на невинности
А вот старуха этой ночью предельно ясно сказала ей то, о чем умолчала Корделия (
От одного воспоминания об этих словах у нее зарделось лицо. Сюзан шагала в темноте, луна уже зашла. Желания петь или бежать, подобрав подол, не возникало. Она согласилась, предполагая, что все будет, как при спаривании домашнего скота: самца и самку держали вместе, «пока семя не попадало куда надо», а потом разделяли. Но теперь она знала, что Торин может вновь и вновь возжелать ее, мало того, обязательно возжелает, а закон, неукоснительно выполняемый двумя сотнями поколений, прямо указывал, что он будет ложиться с ней в одну постель, пока она, доказавшая свою чистоту и целомудрие, не докажет, что ребенок тоже чист… что это нормальный ребенок, а не мутант. Сюзан наводила справки и знала, что проверка эта обычно проводится на четвертом месяце беременности… когда животик становится виден даже под одеждой. И решение выносить Риа… а Риа ее невзлюбила.
Теперь она не могла дать задний ход… после того как согласилась на формальное предложение канцлера, после того как эта ведьма признала ее чистой и целомудренной. Но сожалела о своем согласии. Думала она о том, как Торин будет выглядеть без штанов, с костлявыми, в седой поросли ножонками, как у журавля, о том, как захрустят его колени, спина, локти, шея, когда они лягут в постель.
Да, больших костяшках с растущими на них волосами. Сюзан захихикала при этой мысли, так комично они выглядели, но одновременно и теплая слеза скатилась из уголка глаза. Она машинально смахнула ее со щеки, все еще не слыша негромкого цоканья копыт по мягкой дорожной пыли. Мысли ее по-прежнему блуждали далеко-далеко, вернувшись к розовому шару, который она увидела, обойдя дом и заглянув окно старухиной спальни, источаемому им мягкому, довольно приятному свету, выражению лица ведьмы, которая не могла оторвать от этого света глаз…
Когда Сюзан наконец-то поняла, что к ней приближается всадник, она первым делом подумала о том, чтобы метнуться в растущие у дороги кусты и спрятаться там. Едва ли ее догонял припозднившийся горожанин, в Срединном мире настали лихие времена… но убегать было поздно.
Тогда канава. Лечь в нее, распластаться и застыть. Луны нет, авось ее и не заметят…
Но прежде чем она успела двинуться к канаве, всадник, который подкрался к ней незамеченным, спасибо ее печальным мыслям, нарушил тишину:
— Да хранят вас боги, леди, и пусть долгими будут ваши дни на земле.
Сюзан повернулась, подумав:
— Да хранят боги и вас, — услышала Сюзан свой голос, обращающийся к силуэту всадника. — Пусть и ваши годы будут долгими.
Ее голос не дрожал, во всяком случае, она дрожи не услышала. Девушка уже понимала, что перед ней не Дипейп, не Рейнолдс, но пока различала только шляпу с широкими полями, какие ассоциировались у нее с людьми, приезжавшими из Внутренних феодов в те дни, когда поездки с востока на запад и наоборот были обычным делом. До нынешних лихих времен, до того, как появился Джон Фарсон, Благодетель, и началась резня.
Когда незнакомец поравнялся с ней, она простила себя за то, что не услышала его издалека: если не считать цоканья копыт, двигался он совершенно беззвучно, ничего не звенело, не громыхало. Настоящий бандит с большой дороги (она подозревала, что Джонас и два его приятеля промышляли этим самым делом, в другие времена и в других феодах), а может, даже стрелок. Но у этого человека не было огнестрельного оружия, если только он его не припрятал. Короткий лук, вроде бы копье в чехле, и все. Да и больно молод он для стрелка.
Он натянул поводья, точно так же, как делал ее отец (и, разумеется, она сама), и лошадь остановилась как вкопанная. Когда он перекидывал ногу через седло, легко и непринужденно, Сюзан воскликнула:
— Нет, нет, не утруждай себя, незнакомец, езжай своей дорогой.
Если он и услышал тревогу в ее голосе, то не обратил на это ни малейшего внимания. Соскользнул с лошади, не воспользовавшись стременем, приземлился рядом с ней, вокруг его сапог с квадратными носками поднялась пыль. Света звезд вполне хватило, чтобы разглядеть его лицо. Действительно, совсем молодой, ее возраста, плюс-минус год-другой. Одежда как у ковбоя, только новая.
— Уилл Диаборн, к вашим услугам. — Он коснулся рукой шляпы, выставил вперед ногу и поклонился