хотелось бы также, чтобы кто-нибудь из монахов показал мне монастырь. Но возможно, это лучше сделать завтра. Сейчас уже слишком темно.
— Разумеется, завтра вы сможете осмотреть все монастырские здания. Что касается тела, оно находится на попечении брата лекаря, в помещении, которое мы сочли наиболее подходящим и безопасным. Позвольте мне еще раз повторить: я готов приложить все усилия, чтобы содействовать вам в выполнении вашей задачи. Хотя, не скрою, раскрытие свершившегося злодеяния представляется мне невозможным.
— Я очень благодарен вам за помощь и понимание, господин аббат.
— Для вас и вашего спутника уже приготовлены гостевые комнаты. Они расположены здесь же, на втором этаже.
— Благодарю вас. Но я бы предпочел поселиться поближе к месту, где совершилось преступление. Скажите, в вашем лазарете тоже есть гостевые комнаты?
— Да, но я полагаю, посланнику короля более пристало остановиться в одном доме с аббатом…
— Мне будет удобнее расположиться в лазарете, — сказал я тоном, не терпящим возражений. — А еще мне необходим полный комплект ключей от всех монастырских помещений.
— Вы представляете себе, о каком количестве ключей идет речь? — с недоверчивой улыбкой осведомился аббат. — В нашем монастыре великое множество дверей.
— Я в этом не сомневаюсь. И все же мне необходим полный комплект ключей.
— Существует всего три таких комплекта. Один находится у меня. Два других — у приора и у привратника. Мы постоянно ими пользуемся.
— Повторяю, господин аббат, мне необходим комплект ключей. Причем я надеюсь получить его в самом ближайшем будущем.
С этими словами я поднялся. Затекшую спину мою пронзила резкая боль, так что я едва удержался от стона. Я двинулся к дверям, Марк последовал за мной. Аббат Фабиан, явно пребывавший в замешательстве, тоже поднялся со своего кресла и принялся расправлять складки сутаны.
— Я распоряжусь, чтобы вас проводили к брату лекарю, — сказал он.
Мы вышли в коридор. Аббат, поклонившись, торопливо удалился. Я же дал своему лицу отдохнуть от самоуверенного и высокомерного выражения, в котором больше не было нужды.
— Как вы думаете, даст он нам ключи? — спросил Марк.
— Полагаю, даст. Он трепещет перед Кромвелем. Богом клянусь, этот человек хорошо понимает, что ему выгодно, а что нет. Как сказал Гудхэпс, он вышел из низов. И конечно, ему до смерти не хочется расставаться с таким тепленьким местечком, как этот монастырь.
— Судя по правильной речи, он получил хорошее образование.
— Правильную речь можно выработать. Многие люди затрачивают на это бездну усилий. По речи лорда Кромвеля никак не скажешь, что он родился в Путни. И уж если на то пошло, по твоему произношению трудно догадаться, что ты провел детство на ферме.
— А вы заметили, как ему не понравилось, когда вы отказались остановиться в его доме?
— Еще бы. Старина Гудхэпс тоже будет расстроен. Но, увы, придется им с этим смириться — я совершенно не хочу все время находиться на виду у аббата. К тому же нам с тобой следует быть в самом центре событий.
Через несколько минут появился приор Мортимус с огромной связкой ключей в руках. Ключей было никак не меньше тридцати, и некоторые, громадные, покрытые затейливой резьбой, несомненно, были сделаны столетия назад. Растянув губы в фальшивой улыбке, приор вручил мне связку.
— Умоляю вас, сэр, обращайтесь с ними бережно. В нашем монастыре есть лишь один запасной комплект ключей.
Я передал связку Марку.
— Изрядная тяжесть. Носить их придется тебе. Так значит, это запасной комплект?
Приор предпочел не расслышать моего вопроса.
— Аббат попросил меня отвести вас в лазарет, — сообщил он. — Брат Гай ожидает вас.
Вслед за ним мы вышли из особняка аббата, вновь прошли мимо монастырских строений, двери которых теперь были закрыты. Ночь выдалась безлунная и на редкость холодная. Усталость делала меня особенно уязвимым перед холодом, и дрожь пробирала меня до костей. Мы миновали церковь, откуда доносилось пение хора. То было стройное, благозвучное многоголосие, сопровождаемое музыкой органа. В Личфилде я не слышал ничего подобного.
— Кто исполняет у вас должность регента? — поинтересовался я.
— Брат Габриель, ризничий. У него большие способности к музыке. Брат Габриель наделен многочисленными талантами.
В голосе приора мне послышались насмешливые нотки.
— Мне кажется, время уже слишком позднее для вечерни?
— Да, сегодня мы немного припозднились. Но вчера был День всех усопших, и братья все это время провели в церкви.
Я осуждающе покачал головой.
— Насколько я замечаю, все монастыри следуют своему собственному распорядку, удобному для монахов, но весьма отличному от того, что заповедовал святой Бенедикт.
— Да, лорд Кромвель совершенно прав, настаивая на том, что монахов следует держать в строгости и не позволять им отступлений от устава, — согласно кивнул приор. — Я делаю все, что в моих силах, чтобы соблюдать предписанный распорядок и избегать серьезных отклонений.
Миновав помещения для монахов, мы вошли в ухоженный садик, уже виденный мною раньше. Садик примыкал к лазарету, который оказался гораздо больше, чем я предполагал. Приор повернул железное кольцо на тяжелой двери, и мы вошли в дом вслед за ним.
Мы оказались в длинной комнате, вдоль стен, которой тянулись два ряда кроватей, по большей части пустовавших. Это сразу навело меня на мысль о том, сколь значительно сократилось число монахов- бенедиктинцев в последнее время; несомненно, в пору перед Великой Чумой, когда строился этот лазарет, их было намного больше. Лишь на трех кроватях лежали больные в ночных рубашках, все трое — старики. Один из них, толстый краснощекий монах, с аппетитом поглощал сушеные фрукты; он встретил нас любопытным взглядом. Второй даже не повернул головы в нашу сторону. Приглядевшись к нему получше, я понял, что он слеп: глаза его закрывали мутные бельма. Третьим был глубокий старик с изборожденным морщинами лицом. Он что-то беспрестанно бормотал, как видно, в бреду. Над ним возвышалась фигура в белом чепце и длинном синем одеянии. Я с удивлением увидел, что это женщина. Она осторожно вытирала пот со лба больного.
В дальнем конце комнаты, перед маленьким алтарем, стоял стол, и за ним примерно с полдюжины монахов с азартом играли в карты. Руки у всех были перевязаны бинтами, на которых виднелись свежие следы крови. Заметив нас, они принялись настороженно переглядываться. Женщина, ухаживавшая за больным стариком, повернулась, и я увидел, что она молода, лет двадцати с небольшим. Она была высока и прекрасно сложена, и хотя лицо ее, с высокими скулами и несколько резкими чертами, нельзя было назвать красивым, оно неодолимо притягивало взгляд. Не сводя с нас своих умных голубых глаз, она торопливо пересекла комнату и, лишь приблизившись, смиренно опустила взор.
— Это новый эмиссар короля. Он желает увидеть брата Гая, — властным тоном сообщил приор. — Он и его спутник остановятся здесь, в лазарете, так что приготовьте для них комнаты.
Я ощутил, как между ним и девушкой пробежала искра неприязни. Однако она склонила голову и произнесла:
— Да, брат.
После этого она повернулась, прошла между кроватями и исчезла в маленькой двери за алтарем. Ее уверенные, исполненные достоинства манеры ничуть не походили на угодливую суетливость, свойственную большинству служанок.
— Женщина в мужской обители — это недопустимое нарушение правил, — сурово изрек я.
— Подобно многим монастырям, мы имеем разрешение пользоваться услугами женщин в лазарете, — пояснил приор. — Для ухода за больными необходимы нежные женские руки. Впрочем, я не думаю, что руки
