Они подъехали к первому джипу. Чэнь видел, как солдаты повыскакивали из переднего автомобиля и разбежались по деревне. У всех на плечах висели винтовки. Местные жители отступили к домам, глядя на происходящее широко раскрытыми глазами.
Чэнь смотрел через запыленное лобовое стекло. Несмотря на долгие часы удушающей жары в джипе, он хотел одного: оставаться на месте.
В Пекине наверняка знали, как ему это не понравится. Так всегда. Всегда испытание. И он понимал, что если откроет дверь, ему придется пройти через все это. Жребий будет брошен.
Услышав робкий стук в окно, Чэнь повернулся и в нескольких дюймах от стекла увидел человека. Чэнь сделал резкое движение рукой, показывая, чтобы тот отошел, после чего, тяжело вздохнув, взялся за дверную ручку.
Воздух снаружи был как в пекле. Все покрывала пыль: дома, машины, людей. Мир казался серым и безмолвным, как могила.
Расправив плечи и распрямившись в полный рост, Чэнь дал человеку знак приблизиться. Это был не тибетец. Возможно, индиец. Или метис. Глаза у него бегали, ни на миг не останавливаясь, как муха, которая если куда и садится, то сразу же снова взлетает. Чэнь обратил внимание на его ужасные зубы: выцветшие корни торчал и из десен за кривыми обломками зубов.
— Где он? — спросил Чэнь, глядя на человека.
— Сначала деньги, — ответил человек, медленно потирая большим пальцем средний и указательный.
Чэнь засунул руку в задний карман и вытащил перехваченную резинкой небольшую пачку банкнот по пятьдесят юаней. Он швырнул деньги, сохраняя дистанцию между собой и человеком.
Тот не торопился — принялся пересчитывать банкноты, загибая уголок каждой. Наконец он молча указал на ничем не примечательный дом в стороне от центральной площади.
— Ты уверен?
— Уверен, — вполголоса ответил человек. — Я следил.
Чэнь дал знак солдатам, несколько раз махнув рукой, и они пристроились за ним. Пройдя всего несколько шагов, он почувствовал, как под мышками и сзади, на шее, выступил пот. Почти бегом он добрался до кривой деревянной двери и ударом ноги распахнул ее.
Поначалу он не видел ничего, кроме черноты.
Тонкие лучики света проникали сквозь щели в стенах, и в конечном итоге ему удалось разглядеть крохотное жилое помещение: очаг в середине, несколько котлов и две-три низкие деревянные табуретки. Из-за угла неожиданно появилась молодая женщина в грязном переднике. Она закричала при виде солдат, Чэнь щелкнул пальцами, и двое его людей схватили женщину и вытащили на улицу.
Пригибаясь под низким потолком, Чэнь пошел в глубь дома и обнаружил еще две комнаты. Во второй на полу, скрестив ноги, сидел мальчик. Чэнь переступил порог, и испуганные карие глаза мальчика провожали каждое его движение.
Он был худой и чумазый, с полосками грязи на лице. Несмотря на юный возраст, в его взгляде чувствовалось удивительное спокойствие, словно, разрываясь между страхом и смущением, он еще не выбрал что-то одно.
Он остался сидеть, подняв подбородок и разглядывая человека, грозно нависшего над ним.
— Как тебя зовут? — спросил Чэнь на тибетском, чувствуя, как слова свободно слетают с губ.
— Гедун, — спокойно ответил мальчик.
Услышав ответ, Чэнь на мгновение зажмурился, будто не допуская в сознание это слово. Когда он открыл глаза, мальчик все еще смотрел на него.
— Иди сюда, — позвал Чэнь, делая приглашающий жест.
Мальчик встал и неуверенно шагнул вперед, нервно сжав маленькие ручки в кулаки.
— Все будет хорошо, — услышал Чэнь свой голос. — Закрой глаза.
Он смотрел на руки мальчика, стараясь не думать о собственном сыне.
— Ну же, закрой глаза, — повторил он.
Мальчик зажмурился, и когда веки сомкнулись, из-под них выкатились две слезы, оставив на грязных щеках светлые дорожки.
Губы мальчика все еще шептали слова молитвы, когда его настигла пуля. Оглушительный хлопок, и маленькое тело отбросило к стене, ударило о нее, а потом оно рухнуло вниз безвольным комком.
В комнате воцарилась жуткая тишина. Чэнь опустился на колени, борясь с перехватившим горло удушьем.
Ощущение оказалось вполне реальным: он вдруг стал задыхаться. Воздух не проходил в легкие. Он рванул ворот рубашки, отчаянно пытаясь ослабить галстук. Его шатало, когда он метнулся прочь из дома, перевернув котел на очаге. Выскочив на улицу в жуткую жару, он услышал, как котел катится по полу.
Они все были там и смотрели на него. Когда он проталкивался сквозь толпу к джипам, его провожали пустыми непонимающими взглядами. Он оперся о машину и наконец глубоко втянул в легкие сухой воздух. Рванув дверь, он принялся как безумный искать пачку сигарет у водителя — он видел ее прежде. Она оказалась под сиденьем со стороны двери. Чэнь сорвал обертку, сунул сигарету в рот, попытался затянуться. Не вышло. Он попробовал еще раз — изо всех сил всосал воздух через фильтр.
Почему ничего не получалось?
Его трясущиеся руки перехватил сержант, задержал на секунду и поднес к сигарете зажигалку. Чэнь затянулся раз и сразу же второй, третий. Наконец он выдохнул — протяжно, неровно. Облачко дыма устремилось в небеса.
— Принесите тело. В Пекине захотят его увидеть, — сумел выговорить он. — И отгоните от дома этих уродов.
Сержант резко кивнул и побежал к дому, выкрикивая приказы. Чэнь посмотрел ему вслед, потом тихо обогнул неподвижные джипы и шагнул в тень ближайшего дома. Он затянулся еще раз, потом наклонился, уперев ладони в колени, и его вырвало.
ГЛАВА 6
— Я три месяца не получаю от тебя ни весточки, потом ты вдруг заявляешься как гром среди ясного неба, с рюкзаком, набитым грязной одеждой, и просишь меня найти какие-то старые спутниковые карты… И хочешь знать, почему я удивляюсь?
Лука улыбнулся, положив руки на подлокотники. Он еще помнил дни, когда грубоватое лицо и блеклый взгляд Джека Милтона наводили на него неподдельный страх. Мальчишкой он сидел в этом кабинете, в этом же самом продавленном кресле, ощущая на себе груз долгих пауз, которые, казалось, были частью любого разговора с дядюшкой.
Для юного Луки сморщенное лицо Джека, его дрожащие руки всегда оставались символом странной чуждости. Дядюшка преподавал геологию в Кембриджском университете и неуловимо отличался от всех знакомых Луки. Все в нем было непредсказуемо, часто он казался рассеянным и непонятным. Только повзрослев, Лука понял, что означают дядюшкины особенности — это приметы бывшего алкоголика, который слишком близко подошел к краю, прежде чем осознал пагубность своей привычки. Теперь он без конца пил кофе, направляя буйную энергию на изучение своих обожаемых камней.
За годы его кабинет не изменился и был по-прежнему забит книгами. Деревянные полки вытянулись вдоль стен от пола до потолка, и стоявшие наверху тома грозили свалиться, подняв тучи пыли. На высоте плеча между сдвинутыми по углам книгами маленькими горками лежали образцы камней; бирки с них давно потерялись.
— Ты единственный известный мне человек, которому действительно не все равно, — сказал Лука, макая печенье в кофе.
— Что ж, приятно знать, что я на вершине длинного списка. — Джек рассмеялся, и морщины в уголках его глаз стали глубже. — Ну, давай выкладывай. Про Макалу — тебе наверняка есть что рассказать.
Последовала пауза. Племянник хранил молчание, и улыбка сползла с лица Джека.
