Книга теней

от воды, светились в ту ночь схожим образом, не знаю…) Хочу добавить: я не имела ни малейшего представления, что делать с этой землей и лопатой, если бы стала копать, не дождавшись отца Луи. Я содрогаюсь при мысли, что могла бы обнаружить, если бы взялась за дело сама: ведь и то, что мы извлекли из могилы, было достаточно ужасно.

Странно, но, увидев призраков, я подняла глаза к небу, раскинула руки и запрокинула лицо, словно ожидала дождя. Я пыталась оценить силу ветра, как будто прислушиваясь к приближающейся буре. Но было тихо. Мертвая тишина. А что если Мадлен вернула реку в берега, успокоила ее, если именно призраки, уж не знаю, намеренно или нет, ускоряли подъем воды в ней?

Мы стояли, разделенные дорогой, призраки – рука об руку. Их очертания были четкими и зловеще яркими, словно они отражали лунный свет. Священник был в своем обычном черном одеянии, белый воротничок, казалось, отливал серебром. На Мадлен – все те же холщовые лохмотья, и хотя я привыкла видеть ее в них, но только теперь поняла, что это были клейкие, пропитанные воском клочья того платья, в котором ее хоронили.

И тогда мне пришло в голову, что я никогда не видела, как призраки прикасаются друг к другу. Предполагала, что для них это невозможно, но ведь касались же они меня иногда. И вот они стояли передо мной, взявшись за руки с какой-то детской невинностью. Они казались грустными и испуганными, но им, как и мне, похоже, хотелось поскорей приступить к делу. Мысли их, очевидно, текли по одному руслу, потому что они произнесли хором: «Ты пришла». Их голоса, слившиеся в один, разорвали тишину, рассекли ее как клинком.

– Да, пришла.

– Спасибо.

–  У тебя есть… освященная церковью земля?

Казалось, отец Луи рассержен из-за того, что вынужден задавать этот вопрос. Конечно, он на меня сердился: его возмущала сама необходимость прибегнуть к силе, скрытой именно в этой земле.

– Да. – Я сделала жест в сторону стоявшего позади них экипажа, где лежали мешки.

– Хорошо, – сказал отец Луи. – Давай ее сюда.

– Пожалуйста , – добавила Мадлен, улыбнувшись и потянув священника за руку.

– Пожалуйста, – повторил он за ней. – Ты хорошо поработала, ведьма, накопала эту землю, привезла ее сюда. Благодарю тебя. – Он взглянул на Мадлен. – Мы оба тебя благодарим.

И вот мы втроем стоим у могилы. Лопата у меня в руках, мешки лежат по обе стороны. Все молчат. Слышится отдаленный лай одичавших собак, – к счастью, он не приближается. Неподалеку кричит ворон, и крик его успокаивает меня, придает уверенность.

Наконец мне велено начинать копать.

Земля песчаная, сухая и легкая. Эта долина избежала наводнения. Я вспомнила, что не повстречала ни реки, ни озера, ни ручья на пути к перекрестку. Как же удалось призракам сохранить столь четкие очертания и стоять теперь вот так у края могилы, взявшись за руки? Ответ я не нашла. Сила воли – таков был бы, несомненно, ответ призраков: это объяснение, возможно, и было самым верным. Думаю, и луна сыграла свою роль… Но здесь мне следовало быть очень осторожной: я где-то читала, что ведьмы слишком склонны приписывать все странности действию луны. На ум мне пришла фраза, впервые услышанная в С***: «Существует необъяснимое».

Быстро работая лопатой, я вскоре стояла уже по колено в неглубокой яме. Рядом лежали кучи каменистой земли. Внезапно я почувствовала, как лопата ударилась о крышку гроба, расколов гнилое дерево. Опустив фонарь в могилу, я убедилась, что это действительно гроб, и подняла глаза.

– Продолжай , – сказала Мадлен. Священник кивнул, соглашаясь с ней.

Я окопала песчаную землю со всех четырех сторон, и гроб целиком открылся нашему взору. Тряпкой, которая вообще-то была блузой, извлеченной из несессера еще раньше, ночью, когда я впервые испачкала руки, наполняя мешки на кладбище, я стерла землю с крышки гроба. Древесина действительно была гнилой, но целой и сравнительно гладкой, в чем я убедилась, потрогав ее рукой. Форма гроба, суженного с одного конца, ясно показывала положение тела в нем, и я застыла, глядя туда, где должна была находиться голова, почти готовая поверить, что вот-вот крышка гроба откроется, поскольку та, другая Мадлен толкнет ее изнутри. Но никаких сюрпризов, никаких чудес не предвидится: я поняла это, подняв глаза на призраков. Они… не знаю даже, как бы лучше это выразить… были испуганы, трепетали, с нетерпением ждали дальнейшего? Все это можно было бы сказать и обо мне, но мои чувства этим не исчерпывались.

Время шло. Мгновения, может быть, минуты, пока я отчищала крышку гроба от песка, въевшейся грязи, мелких камешков… Все мы знали, но никто не говорил, что нет никакой нужды делать это, однако нас охватила нерешительность…

– Ты не откроешь его, ведьма? – спросил священник с подчеркнутой учтивостью: мы каким-то странным образом поменялись ролями, и теперь уже призраки полагались на меня, рассчитывая, что я сделаю то, о чем не имела никакого понятия. Ни малейшего представления…

Сидя на краю могилы, я голыми руками продолжала счищать с гроба мягкую песчаную землю. И тут, еще не осознав , что делаю, я просунула пальцы под крышку и приподняла ее. Ожидая какой-то помехи – гвоздей, колышков, даже проржавевших петель, – я потянула, по-видимому, слишком сильно и, не встретив никакого сопротивления, чуть было не упала назад, когда услышала голос священника: «Нет!»

– Нет, – прошипел он возбужденно. – Еще не время! Мешки…

И я поспешно закрыла крышку. Скорее, я дала ей упасть, и она встала на свое место, словно ее никто и не тревожил. Я ничего не успела увидеть внутри гроба, но оттуда повеяло сырым зловонием, заставившим меня отвернуться.

Священник показывал на джутовые мешки, лежащие возле могилы.

– Прежде открой и приготовь мешки! – приказал он.

Я открыла их один за другим, отгибая жесткие края. Хорошо помню, как сильно отличалась темная, словно кофейная гуща, и жирная кладбищенская земля от легкой, цвета жженого сахара земли с перекрестка.

То, что произошло дальше, хотя было это всего лишь несколько дней назад, смешалось в моей голове. Я стала одновременно наблюдателем и участником.

Отец Луи извлек откуда-то книгу, похожую на Библию, но она не была Библией, а только напоминала ее своей тяжестью. Не знаю, что это была за книга, не могу сказать. Он подал мне ее туда, где я сидела, на край могилы, и она раскрылась, упав на мои подставленные ладони. Вижу ли я отмеченное место? Да, вижу. Я должна прочитать этот отрывок задом наперед, снизу вверх, справа налево, громко, слово за словом, а прочитав один раз, тут же начать снова. Читая, я должна была высоко поднять правую руку в сторону новой луны, держа ладонь вывернутой наружу. (На это он обратил особое внимание.) Мне надлежало читать, пока он не остановит меня, нанизывая эти латинские слова одно на другое, так что получалась какая-то нелепая цепочка. Сама не знаю, что я читала той ночью, не могу извлечь ни малейшего смысла из этой декламации. Слова, всего лишь слова, не более. Единственное, что могу сказать наверняка: если бы они читались так, как были написаны, слева направо, то составили бы описание некоего ритуала римской католической церкви. А так, как я их читала, задом наперед, они были, как я уже сказала, не более чем словами, но складывались каким-то образом в заклинание. И чему же мне предстояло стать свидетельницей, когда это заклинание…

…Отец Луи открыл гроб сам, на этот раз медленно. Деревянная крышка отделилась со звуком ломающегося льда. Все это время я продолжала читать. Стоит ли говорить, что читать вот так – по-латыни, задом наперед, держа вывернутую правую ладонь раскрытой в сторону луны, было не так-то просто, требовало нешуточной сосредоточенности? Занятая своим делом, я не сразу увидела содержимое раскрывшегося гроба. Не заметила я и того, что, как я думаю, случилось в тот же миг, – исчезновения призрака, моментально водворившегося в предназначенную смертным могилу.

Когда же взглянула вниз, на раскрытый гроб, то увидела высохший труп в знакомых лохмотьях. Черты лица были неразличимы. Его положение в этом узком сосновом ящике больше всего напоминало позу зародыша: он лежал, свернувшись, на левом боку, подтянув колени и склонив голову… Я ожидала увидеть