прекрасно видит свою тень, и посмотрел на небо.
На горизонте сияла почти полная луна.
Обеспокоенный Джек поспешил к Волку и отдал ему кружку. Волк понюхал, скривился, но ничего не сказал. Он поставил кружку на огонь и стал крошить туда принесенные им растения. Через пять минут из кружки начал доноситься ужасный запах. Джек чихнул. Он надеялся, что Волк не станет уговаривать его выпить это варево, которое может, наверное, убить даже слона.
Он прикрыл глаза и начал демонстративно посапывать. Если Волк поверит, что он спит, то не станет будить его. Никто не будит больного, разве нет? А Джек был болен; к вечеру его вновь начало лихорадить.
Исподтишка, сквозь ресницы, следя за действиями Волка, он увидел, что тот отставил кружку в сторону, потом сел и посмотрел в небо, обхватив колени волосатыми руками. На лице его блуждало выражение мечтательности.
«Он смотрит на луну», — подумал Джек, и ощутил легкое беспокойство.
«Мы не ходим вблизи стада, когда изменяемся. О Боже, конечно, нет! Мы же можем съесть их!»
«Волк, скажи: сейчас стадо — это я?»
Джек вздрогнул.
Спустя пять минут — Джек уже почти спал — Волк потянулся за кружкой, отпил немного, поставил ее на место и направился к Джеку. Мальчик крепче зажмурился и замер.
— Иди сюда, Джек! — сказал весело Волк. — Я знаю, что ты не спишь. Тебе не удастся обмануть старину Волка.
Джек открыл глаза и посмотрел на Волка, не скрывая удивления.
— Как ты узнал?
— У людей есть запах сна и бодрствования, — хихикнул Волк. — Даже Чужаки должны это знать.
— Но мне об этом ничего не известно.
— Ладно, неважно. Выпей вот это. Это лекарство. Выпей его, Джек.
— Я не хочу, — возразил Джек. Запах из кружки вызывал тошноту.
— Джек, — Волк был терпелив и настойчив, — ты пахнешь болезнью.
Джек молча смотрел на него.
— Да, — продолжил Волк. — И тебе может стать хуже. Пока тебе еще не очень плохо, но —
— Волк, ты, несомненно, отличный пастух своих стад там, в Территориях, но сейчас ты здесь, в Стране Ужасных Запахов, помнишь? Здесь твое лекарство — яд…
— Оно хорошее, — твердо ответил Волк. — Но не очень сильное.
Он немного подумал.
— Не все здесь плохо пахнет, Джек. Здесь есть и хорошие запахи. Но хорошие запахи — как лекарственные растения. Слабые, когда-то они были сильнее.
Волк задумчиво взглянул на луну, а Джек несколько успокоился.
— Когда-то, я думаю, это было отличное место, — сказал Волк. — Чистое и преисполненное силы…
— Волк? — тихо окликнул его Джек. — Волк, на твоих пальцах вновь появилась шерсть.
Волк замолчал и посмотрел на мальчика. Во взгляде его неожиданно промелькнула и скрылась жадная злоба. Потом он как бы взял себя в руки, отбросив дурные мысли.
— Да, — сказал он, — но я не хочу об этом говорить и не хочу, чтобы ты об этом говорил. Сейчас это пока не имеет значения.
Тон Волка исключал дальнейшие споры; Джек понял, что если не выпьет лекарство, то Волк вольет его насильно.
— Помни, если это убьет меня, то ты останешься один, — шутливо заметил Джек, беря кружку. Она еще не остыла.
Тень ужасного потрясения промелькнула на лице Волка. Он поправил очки на переносице.
— Я не собираюсь убивать тебя, Джек. Волк никогда не убьет Джека.
Мальчик выпил содержимое кружки: у него не оставалось выбора. Вкус напитка был ужасен…
«и не дрогнул ли на мгновение мир? Не дрогнул ли он, как если бы они перенеслись в Территории?»
— Волк! — взмолился он. — Волк, дай руку!
Волк выполнил его просьбу, удивленный и обрадованный:
— Джек! Джеки! Что с тобой?
Вкус лекарства начал улетучиваться изо рта. В желудке распространялось приятное тепло. Мир вновь обрел устойчивость. Его колебания были, конечно, игрой воображения… но Джек думал иначе.
«Мы почти у цели. На мгновение мы приблизились к ней. Наверное, я смогу это без волшебного напитка… наверное, смогу!»
— Джек! Что с тобой?
— Мне лучше, — сказал он, выдавив из себя улыбку. — Мне лучше, вот и все.
Он не лгал.
— Пахнешь ты тоже лучше, — сказал с удовольствием Волк. — Волк! Волк!
На следующий день он начал поправляться, но все еще был слаб. Волк посадил его на плечи, и они медленно двинулись на запад. Когда сгустились сумерки, им понадобилось искать место для ночлега. Джек заметил деревянную сторожку в гуще деревьев. Волк не возражал. Он был весь день потерянным и угрюмым.
Джек почти сразу же заснул; около одиннадцати часов он проснулся по нужде. Оглядевшись по сторонам, он не нашел Волка. Джек подумал, что тот, возможно, опять пошел искать лекарственные травы. Однако напиток в кружке еще оставался, и если бы Волк считал, что в этом есть необходимость, он заставил бы мальчика допить его. При этой мысли Джек почувствовал себя несколько лучше.
Он зашел за угол сарая; справляя нужду, он вглядывался в небо. Это была одна из тех ночей, которые изредка бывают в конце октября — начале ноября, незадолго до прихода зимы. Было удивительно тепло, легкий ветерок окутывал мальчика приятной прохладой.
Наверху сияла луна, белая и круглая. Она была прекрасна. Ее свет озарял маленькую полянку перед сторожкой. Джек, почти загипнотизированный, не сводил с нее глаз.
«Мы не подходим к стадам, когда изменяемся. О Боже, конечно, нет!»
«А теперь стадо — это я, Волк?»
Луна имело лицо. Джек совсем не удивился, поняв, что это лицо Волка… только не такое, широкое, открытое и немного растерянное, как обычно. Это лицо было темным и вытянутым. Его затемняла шерсть, но дело было даже не в ней. Оно было темным изнутри.
«Мы не подходим к ним, мы можем съесть их, мы можем съесть их, Джек, когда мы изменяемся, мы…»
Лицо луны — лицо хищника с разверстой пастью и оскаленными зубами.
«Мы можем съесть, мы можем убить, убить, убить, УБИТЬ, УБИТЬ…»
Чей-то палец дотронулся сзади до плеча Джека и быстро пробежал по спине. Джек замер, глядя на луну.
— Я напугал тебя, Джек, — сказал за его спиной Волк. — Прости меня, Джек.
Но Джеку показалось, что Волк вовсе не чувствует себя виноватым. Ему даже показалось, что в голосе Волка звучит насмешка, и Джек внезапно понял, что его сейчас съедят.
Пришел страх, и кровь в его жилах заледенела.
«Кто здесь боится большого Волка, большого плохого Волка, большого, плохого…»
— Джек?
«Я, я, я боюсь большого плохого Волка, о Боже…»
Он медленно повернулся.
Лицо Волка было скрыто тенью, и только ярко-оранжевые глаза сверкали на нем.