нельзя винить. Я рад, что хотя бы один из нас остался верен кодексу наемников. Все это самопожертвование вредно для кошелька.
– Хох! Хох! – крикнул Жан, когда Бекк, гневно смахнув слезу со щеки, повезла его прочь.
Хакон остановился на середине моста, поставив топор между ног и сложив громадные ладони на конце топорища. Когда стук копыт затих у него за спиной, всадники, настигшие его, сдержали коней.
– Сдавайся, пес! – закричал Генрих. – Сдайся, и мы подарим тебе быструю смерть!
Хакон склонил голову набок:
– Хм. Так много непонятных слов. Может, ты захочешь подойти поближе и растолковать их мне?
– Схватите его! – завопил Джанкарло Чибо. – Разорвите его на куски!
По узкому мостику одновременно могли пройти двое: один – для Хакона, второй – для Фенрира. Когда они схватились с первой парой, остальные опять остановились, дожидаясь своей очереди.
Громадный топор Хакона сверкнул, прочертив в лунном свете полукруг. Остановить его было невозможно. Это были сильные бойцы, элита отряда архиепископа, но они погибали один за другим, наступая, и каждый новый труп все больше затруднял подход следующим. Уже четверо лежали на мосту, когда кто-то догадался принести кабаньи пики, притороченные к седлам. Их удары начали оттеснять Хакона к дальнему концу моста. Острия не могли пробить его доспехов, но один удар пришелся Фенриру в грудь, и Хакон ничего не мог поделать, когда его друга, еще продолжавшего огрызаться и рычать, вздернули вверх, отбросили и обрушили на него град ударов. А потом скандинава снова начали толкать пиками, и хотя Хакону удалось обрубить концы нескольких пик, их постоянно заменяли на новые. Его оттеснили уже к самому концу моста. Он понимал, что, как только сойдет с моста, все будет кончено.
Одна из пик, пробившись под его нагрудник, зацепилась за кольчугу. Хакона потянули вперед, заставив споткнуться. Удар меча пришелся ему по левой руке, у самого запястья. Еще один меч пробил оборону, разрезав его незащищенную доспехами ногу. Взревев, Хакон упал на колено. Метнув топор вперед, он увидел, как лезвие впилось в лоб солдата, слишком спешившего воспользоваться падением противника. Однако стремительно обнаженным мечом Хакон едва мог парировать удары троих наступавших. Одному удалось проскользнуть мимо него к концу моста, и он не смог до конца отбить клинок, ударивший его сбоку. Хакон только превратил смертельный удар в ранящий.
Заставив себя опираться на раненую ногу, Хакон выпрямился и с криком «Хаконсон!» вломился в гущу своих мучителей. Там его моментально пронзили двумя копьями, а потом – еще двумя. Его мощное тело подняли вверх и сбросили через перила моста.
Хакон полетел вниз и плашмя ударился о воду. Подхваченный мощным потоком, он поплыл вниз по течению и ударился о камни. Водоворот принял Хакона в свои объятия. Он закружился на месте, и вода вокруг него стала красной.
«Странно, – подумал Хакон. – Где же валькирии? В сказаниях они приходят именно в эту минуту».
А потом он почувствовал, как его хватают какие-то руки и неловко тянут из воды, и он понял, что направляется в Валгаллу – единственные небеса, о которых мог мечтать. Руки показались ему неожиданно грубыми – в конце концов, они ведь должны были принадлежать белокурым девицам! – но Хакон объяснил это тем, что валькирии все-таки воительницы. Мир вокруг него померк, но он уже предвкушал новый: вечность пиров и сражений в ожидании последней битвы. Но больше всего Хакон жаждал встречи с отцом. Наконец-то у него есть история, достойная того, чтобы ее рассказать!
– Тшш! Это они?
Шепот прозвучал у самого уха Жана: ее губы даже прикоснулись к нему. Он подвинулся, выглянув в дыру в стене сарая. Даже такое слабое движение причинило ему боль.
– Не думаю, – прошептал он. – Хакон хорошо их задержал.
Он снова опустился ниже, оглядывая незнакомый сарай в знакомой деревне. Пон-Сен-Жюст! Неужели прошли считанные месяцы с того дня, когда он впервые схватился со смертью здесь, на постоялом дворе? Казалось, с тех пор миновал целый век, целая жизнь. Жан слишком часто имел возможность вспоминать о том, что смертен.
– Тогда мне надо идти. Выбери для меня позицию.
Бекк хотела встать, но слабое прикосновение сломанной руки удержало ее.
– Бекк… – Жан не знал, что сказать. – Ребекка.
– Ты согласился. Это – наш единственный шанс.
– Это ты так решила. А какой шанс будет у тебя? Ты одна – против всех, кого не убил Хакон.
– У меня найдется камень для каждого из них. – Она встряхнула мешочек, так что они загремели. – И потом, они привыкли вести бой на открытом поле. Улицы – моя стихия.
– Это не Венеция, любимая. Здесь нет проулков и каналов, где могут притаиться сикарии. Одна улица, двадцать домов.
– Ты хочешь сделать меня слабой?
– Я хочу, чтобы ты одумалась. Ты добилась того, к чему стремилась: твой отец в безопасности и ждет тебя. А так умрем мы все.
– Умрут только они. – Она выставила пращу в луч лунного света, пробившегося сквозь неровные доски сарая. – Когда наступает отчаяние, я сосредоточиваюсь сначала на моей цели – на тебе, а потом на моей меткой правой руке. Помнишь, тогда, под навесом в Тулоне, когда я это сказала?
– Я помню сок персика у тебя на губах. Я помню, как это сбило меня с толку.
Улыбаясь, Бекк приблизила к нему губы, чтобы поцеловать его. А когда она начала отстраняться, Жан поднял руки и обхватил ее за шею.
– Ты отказываешься мне повиноваться, женщина?
– Когда мы поженимся, я буду исполнять все твои приказы.
