Сикандер кивнул:
– Совершенно верно. Я составил его специально для тебя.
– Но на нем стоит не твое, а мое имя. Твое вообще нигде не упомянуто.
– Оно вот тут, в конце второго листа. Если ты внимательно прочтешь все документы, то увидишь, что я переписал на тебя все свои владения, то есть Парадайз-Вью вместе с Уайлдвудом. За собой я оставил кое- какие земли, расположенные далеко отсюда.
– Зачем ты это сделал? Мне не нужен Парадайз-Вью. Мне хотелось получить только то, что передала мне моя мать, – Уайлдвуд.
– Эмма! – Глаза Сикандера излучали теплое голубое сияние. – Я не смог придумать иного способа, чтобы убедить тебя, как много ты для меня значишь. Я отдаю тебе Парадайз-Вью, то место на земле, которое так много для меня значит. Эти бумаги представляют собой законные документы. Согласно им, ты являешься собственницей не каких-то восьмисот, а целых трех тысяч акров. Кроме того, тебе принадлежит этот дом, поле для поло, конюшни, бунгало – все, что стоит на этой земле.
Эмма была поражена и не знала, что сказать. Единственное, что было в ее силах, – это молча сидеть, не сводя с него глаз. – Закрой рот, Эмма, не уподобляйся рыбе! – Подойдя к ней, он опустился перед ее креслом на одно колено. – Дорогая Эмма, поверишь ли ты теперь моему признанию в любви? Согласишься ли, что у меня нет никаких корыстных соображений, когда я говорю, что боготворю землю, по которой ты ступаешь? Теперь владелицей этой земли являешься ты, а не я. И я могу тебе предложить только себя самого. Если хочешь, можешь меня отвергнуть. Ты вправе согнать меня с этой земли, и я буду вынужден подчиниться. Бог свидетель, я этого заслужил. Но я люблю тебя, Эмма. Я хочу на тебе жениться, и дело только в тебе самой, а не в земле, которой ты владеешь. Если мы поженимся, она так и останется твоей. Между прочим, это превращает тебя в одну из богатейших мэм-саиб во всей Индии! Теперь для счастья тебе необязателен я – если, конечно, ты меня не любишь… Если это так, не скрывай от меня правду – я попытаюсь с ней смириться.
– Сикандер… – Эмма ощущала опасную близость слез. – Все это… – Она коснулась бумаг. – Все это не обязательно.
– Вот как? Что ж, это единственный способ, который я смог придумать, чтобы убедить тебя в своей искренности. Скажи, что ты выйдешь за меня, Эмма! Клянусь, я найду, где поселить женщин из своей зенаны. Уезжая, Сантамани пригласила их к себе. Она сказала, что будет рада их принять. А я выброшу всю свою индийскую одежду и проведу реформы…
– Какие еще реформы?
– Я отменю кастовую систему. Я прикажу Сакараму с большей уважительностью обращаться с уборщиками. Я всем объясню, что они должны относиться друг к другу, как к равным. Я…
Эмма не удержалась от смеха.
– Лучше не давай обещаний, которых все равно не сможешь сдержать. Как-никак здесь Индия, и я уже привыкла к мысли, что ни тебе, ни мне не дано в один миг перевернуть здешнюю жизнь. Боюсь, кастовая система продержится еще долго.
– Ты выйдешь за меня замуж, Эмма? Выдвигай свои условия: какими бы они ни оказались, я их приму.
– Ты должен хранить мне верность, – заявила Эмма без малейших колебаний. – Я тоже обязуюсь быть, тебе верна. И честность! Больше никакой лжи, никаких уверток! Вот и все, чего мне в действительности хочется, Сикандер. Нет, подожди. Есть еще одно пожелание: в споре со мной помни о вежливости. Все разногласия должны разрешаться путем мирных переговоров.
– Это все? Как просто!
– Это только так кажется. Перед нами будет по-прежнему стоять немало проблем, Сикандер. Очень возможно, что от нас дружно отвернутся представители как индийского, так и английского высшего общества. Не исключено, что нас никогда не простят ни индийцы, ни британцы.
– Послушай, Эмма, мне безразлично, что думают обо мне в обществе! За ту неделю, что я пролежал без движения, я успел это понять. Друзья останутся друзьями в любом случае, а враги так и не перестанут быть врагами. Нельзя же всю жизнь бояться чужого мнения!
– Ты же был без сознания! Ты никак не мог прийти за ту неделю к столь серьезным выводам. Сначала ты заявляешь, что видел сны, теперь утверждаешь, что размышлял…
Сикандер обнял ее за шею и привлек к себе.
– Хорошо, сознаюсь: эти мысли пришли ко мне вместе с вернувшимся сознанием. Но за время беспамятства со мной все равно что-то произошло. Это «что-то» зовется тобой, Эмма. Я выжил только благодаря тебе. Был момент, когда мне хотелось уйти из этого мира. Если бы не ты, Эмма, то так бы и произошло. Это ты призвала меня назад. Я понял, что еще не договорил с тобой, не убедил тебя в своей любви… Нам предстоит еще столько пережить, Эмма, столько вынести горя и радости…
Эмма сложила бумаги и аккуратно разорвала их.
– Что ты делаешь?! – в ужасе вскричал он.
– Единственный документ, на который я соглашусь, – это тот, по которому земля становится нашей совместной собственностью, Сикандер. К нему должен быть приложен еще один, согласно которому мы все оставляем детям – Майклу и Виктории, а также нашим другим детям, которым еще предстоит родиться.
– Да, – тихо проговорил он. – Так будет лучше всего. Надо сразу же обо всем позаботиться. Заодно я изменю название нашего совместного владения: вместо Парадайз-Вью наша плантация будет отныне называться Уайлдвуд. Это название подходит ей гораздо больше, ты не находишь?
По щекам Эммы уже текли слезы.
– О да, Сикандер! Конечно, Уайлдвуд!
– Папа! Почему мисс Уайтфилд плачет? – раздался из-за двери детский голосок.
Эмма оглянулась и увидела две темноволосые головки и две пары наблюдательных черных глаз. Виктория вбежала в комнату первой.
