перешептываются насчет «судебных приставов» и благовоспитанно хихикают, прикрывая рот ладонью. Мисс Шугармен сидит рядом со своей матерью в столовой зале. Сэр Томас Деламейтер приближается к ней и пытается завязать беседу. Однако она продолжает хмуриться, и в конце концов он отходит.
Тем временем из наемного экипажа, остановившегося перед парадной дверью, торопливо выскакивает высокий человек в черном, заходит в дом и быстро поднимается по лестнице следом за лакеем, который провожает его в Китайскую комнату.
Проходит еще час. Теперь гости пребывают в замешательстве. Экипажи велено подать к дому не ранее четырех утра. Том приближается к мисс Шугармен довольно нетвердой поступью; по пятам за ним следует мистер Вамплу, который, похоже, увещевает молодого человека. Том отталкивает наставника и что-то говорит невесте своего брата. Мгновение спустя к нему торопливо подходит сэр Томас и оттаскивает прочь. Мистер Вамплу подхватывает молодого джентльмена под руку и выводит из залы. Однако мисс Шугармен сердито бросает несколько слов своей матери, которая сразу же подает знак одному из лакеев. Сэр Томас обращается к ней с просительным видом. Я не знаю, о чем у них идет речь, но полагаю, он уговаривает молодую леди остаться, а она указывает на то, что сэр Дейвид три часа кряду игнорирует ее.
Мисс Шугармен со своей спутницей удаляются. Немного погодя мистер Вамплу с помощью лакея отводит своего подопечного в Китайскую комнату, где его ожидают мать и брат вместе с мистером Барбеллионом. Гувернер и слуга ждут за дверью и через десять минут получают приказ проводить молодого джентльмена в спальню.
Теперь, когда исход начался, остальные гости принимаются посылать за своими экипажами, и к трем часам почти все покидают дом. К четырем часам все мороженое растаяло, свечи догорели, и наемные слуги убирают со столов оставшиеся закуски и напитки.
В пять утра одного из лакеев посылают в каретный сарай с приказом разбудить мистера Фамфреда и велеть последнему заложить лошадей для поездки на значительное расстояние.
К шести часам в доме становится темно и тихо.
Теперь, приближаясь к концу своего рассказа, я даю волю Воображению, и оно дерзновенно взмывает на головокружительную высоту и парит в поисках добычи.
В роскошных парадных залах, всего несколько часов назад полных избалованных представителей высшего света, огромные зеркала в простенках между высокими окнами, совсем недавно отражавшие кричащую пустоту фешенебельного общества, теперь отражают лишь друг друга. На расписанных под мрамор выдвижных досках буфетов лежат россыпи конфет и изысканных лакомств, отвергнутых привередливым вкусом и обошедшихся хозяевам в такие деньги, на которые можно было бы накормить досыта не одну бедную лондонскую улицу — даже не одну деревню в Ирландии, горестной земле, связанной с нами родственными узами. В тесных чердачных комнатушках и сырых подвалах усталые слуги спят на убогих постелях, обессиленные честным Трудом. А на мягких перинах почивают вновь вступившие в права наследства Богатство и алчная Надменность. Пусть же первых радуют добрые сны, а последних мучают кошмары!
Глава 115
О счастье! Наконец-то я разделался со зловредными паразитами Застарелого Разложения, для которых непременно настанет Судный день. И теперь, когда мой рассказ близится к концу, позвольте мне отбросить все условности, сковывавшие меня, и смело заявить о нашем долге судить — и не просто судить, а сурово
Только из умения судить рождаются верные критерии оценки, а следовательно, Понимание. Я горжусь тем, что сыграл свою роль в процессе, позволившем вам обозреть всю вашу жизнь, а следовательно, понять великое значение Разума и Справедливости.
И никто не вправе уклоняться от необходимости судить, а любая строгая и беспристрастная оценка есть акт исповедальный. Ваше участие в предпринятом нами деле и явилось подобного рода исповедью, ибо вы не скрывали своих мотивов, даже если они заслуживали порицания. Я глубоко уважаю вас за это. Я знаю также, какое облегчение приносит признание своей вины: в моем случае — другу, который, возможно, посчитал, что я предал его из соображений собственной выгоды. Ибо (как я не раз повторял вам) мы должны понять мотивы поступков — иначе осудим слишком поспешно. Даже поступок, на первый взгляд постыдный и низкий, по вдумчивом рассмотрении может оказаться вполне верным и обоснованным. Например, адвоката можно заподозрить в предательстве интересов клиента; женщину — в вероломном поругании чести мужа; политического радикала — в измене товарищам по заговору. Но в каждом случае обвиненный нами и смешанный с грязью человек, возможно, действовал из соображений Высшего Долга, коими все мы должны руководиться во имя Справедливости.
Посему судите и осуждайте, друзья мои, но только сперва узнавайте мотивы поступков. И оценивайте свои собственные побуждения так трезво, как только вы одни можете. И тогда, если вы уверены в чистоте своих помыслов, смело вверяйтесь Богатству и Власти. Подумайте, сколько пользы вы можете принести! Сколько несправедливостей исправить! Сколько талантов и добродетелей поощрить! Как вам известно, я презираю Богатство и Власть, и все же, когда я призываю вас стремиться к ним, вы правильно понижаете мои мотивы.
Посему в заключение я настойчиво призываю вас к исполнению Высшего Долга, который состоит в поиске Справедливости, а следовательно, в обретении возможностей на деле доказывать свою любовь к людям.
КНИГА IV
СВАДЬБЫ И ВДОВЫ
Глава 116
Филантропия? Вздор!
Однако мне следует сдержаться, поскольку мой вклад в наше общее дело еще не завершен.
Думаю, дальше все происходило примерно так.
Ветер крепчает, и некий человек идет крупным шагом по Айлесбери-стрит в Клеркенуэлле. Он останавливается у маленького домика и звонит в дверной колокольчик. Служанка, отпершая дверь, изумленно смотрит на него, выслушивает, а потом замыкает дверь на цепочку и оставляет полуоткрытой, скрываясь в глубине дома.
Минутой позже мистер Сансью, бледный и дрожащий, распахивает дверь и шипит свистящим шепотом:
— Я же запретил тебе приходить сюда!
— Дело срочное.
— Тебе лучше войти, — говорит адвокат, окидывая улицу встревоженным взглядом.
Человек заходит в дом и в сопровождении хозяина проходит в гостиную, где видит некую даму.
— Добрый вечер, мадам, — говорит он, а потом ухмыляется адвокату.
Мистер Сансью игнорирует ухмылку и требовательно спрашивает:
