персонажей, рассказывающих свои истории по ходу действия) соответствовали белый, черный и красный цвета, присутствующие в изображении квинканкса из квинканксов. Эта задача оказалась чрезвычайно сложной и потребовала много времени. По иронии судьбы, данный аспект романа остался практически незамеченным читателями и критиками, но он исподволь подготавливает к моменту, когда Джон сталкивается с означенной фигурой (в которой, правда, отсутствуют цвета, служащие «ключом») в виде старинного замка с секретом, охраняющего документ, призванный восстановить его в правах. И для того, чтобы найти «ключ», Джону приходится вспомнить все, что он узнал в ходе своих приключений.
Тот факт, что пять число нечетное, означал наличие в структуре некоего математического центра. Именно поэтому довольно скоро мне пришла в голову мысль поместить в самый центр книги пустоту — отсутствующие страницы из дневника Мэри — и сделать из него поворотный пункт романа, как в смысле формы, так и в смысле содержания.
Хотя на этой стадии работы сюжет был уже практически полностью выстроен и значительная часть текста написана, я оставил некоторые ключевые вопросы нерешенными, дабы не терять интереса к конечному результату и знать наверняка, что концовка сама собой, естественным образом вытечет из эмоциональной и моральной логики романа. Поэтому мне пришлось решать, завладеет ли Джон поместьем и женится ли на Генриетте или нет на довольно поздней стадии. Согласно моему первоначальному замыслу, он должен был достичь и первого и второго. Но в ходе многолетней работы над «Квинканксом» общая тональность романа настолько изменилась, что безоблачный хэппи-энд стал казаться мне неприемлемым. После многих сомнений и мучений я пришел к иронической версии «счастливой» развязки «Больших надежд», которой Диккенс, поддавшись на уговоры, заменил первоначальную, более мрачную концовку.
ЗАВЕРШЕНИЕ РАБОТЫ И ПУБЛИКАЦИЯ
В начале 1986 года я вычислил вероятный объем романа и с ужасом обнаружил, что, если использовать весь синопсис, он составит около 750 ООО слов. (Это почти вдвое больше конечного объема.) Я потратил много времени на сокращение написанного текста и отказался от ряда задумок, связанных со сложными переплетениями сюжетных линий.
В июле 1987 года я отослал рукопись в «Кэнонгейт» и стал с нетерпением ждать вердикта. Я ясно сознавал, что издание подобной книги требует огромных расходов и сопряжено с большим риском, а потому внутренне приготовился получить отказ. И я понимал, что, вполне возможно, мне не удастся найти издателя, который возьмется за это дело. Однако, поскольку в процессе работы я получал огромное удовольствие и узнавал много интересного, двенадцать лет, отданные роману, не казались мне потраченными впустую только потому, что его не удастся издать. Мучительное ожидание тянулось долго, но в начале 1988 года «Кэнонгейт» мужественно взял на себя обязательство издать книгу.
Следующие шесть месяцев я перепроверял имена, даты, написания слов и так далее во избежание возможных несоответствий. Требовалось также подготовить карты и генеалогические древа. «Кэнонгейт» нашел художника, который, следуя моим указаниям, нарисовал гербы пяти семейств, образующие фронтисписы всех частей книги. И это был не кто иной, как официальный художник Шотландской геральдической палаты, герольдмейстер лорд Лайон.
Ко времени выхода «Квинканкса» в свет я уже понял, что он станет в известном смысле бестселлером, ибо в марте «Баллантайн» купил права на издание романа в Америке, а через несколько месяцев «Пингвин» купил права на издание книги массовым тиражом на территории Соединенного королевства.
Узнав, что роман собираются издавать на других языках, я написал комментарии для переводчиков с целью исключить возможные неточности при переводе принципиально важных слов и мест. Вместе со словарем трудных слов комментарии составили 150 страниц. (Мой шведский переводчик позвонил мне, чтобы поблагодарить меня за проделанную работу и пожаловаться на свою самую большую проблему, которая заключалась в том, что на шведский язык слово «дед» переводится двумя разными словами, в зависимости от того, идет ли речь о родителе матери или о родителе отца.)
ОТЗЫВЫ НА «КВИНКАНКС»
«Квинканкс» вышел в свет в сентябре 1989 года, и большинство критиков отнеслось к нему на удивление благосклонно. Однако авторское тщеславие невозможно удовлетворить полностью, и меня несколько разочаровало то обстоятельство, что самые восторженные рецензенты увидели в «Квинканксе» всего лишь стилизацию под викторианский роман. Они увидели, как я пользуюсь правилами викторианской литературы, и многие объясняли читателю, откуда взялось имя главного героя — Джон Хаффам — и какое значение имеет дата его рождения. Но мало кто заметил, как я нарушаю каноны викторианского романа. К великому моему разочарованию, многие упоминали о «случайных стечениях обстоятельств» в развитии действия, что заставляло предположить, что они прочитали роман слишком быстро (чему не приходится удивляться, если учесть длину книги и необходимость представить рецензию в сжатые сроки), чтобы понять, сколь незначительную роль там играет случай.
Некоторые критики и журналисты, писавшие о «Квинканксе», придали большое значение тому факту, что двенадцать лет работы над романом примерно совпали с периодом правления Маргарет Тэтчер. (На самом деле я начал писать его за несколько лет до прихода к власти этого кабинета министров.) Они указывали на то, что книга (особенно в местах, где идет речь о Пентекосте и Силверлайте) затрагивает ряд этических и политических вопросов, которые снова стали на удивление актуальными в начале 80-х, когда пересматривалась роль государства в плане его ответственности за самых уязвимых и незащищенных членов общества. Действительно, существуют известные параллели между мальтузианством и «тэтчеризмом» поры расцвета и между дебатами о взаимосвязи экономики и морали, порожденными каждой из двух этих модных доктрин. Мальтузианство проповедовало принцип неограниченной свободы предпринимательства и агрессивной конкуренции, при котором все — от поставки товаров и услуг до материальной помощи неимущим — отдавалось на произвол нестабильного рынка. Временное господство подобных взглядов привело к появлению Нового закона о бедных от 1834 года, который пытался отбить у беднейших слоев населения всякую охоту полагаться на общественную благотворительность, проводя по отношению к ним жестокую и унизительную политику. Узнав, что несколько членов тэтчеровского кабинета министров прочитали и похвалили роман, я задался вопросом, какие же выводы из него они сделали.
Вероятно, в данном аспекте роман оказался более актуальным, чем я предвидел. На самом деле мне кажется, что он отражает проблемы современности более точно, чем я замышлял в процессе работы или в силах понять сейчас, и что через двадцать лет он станет восприниматься как произведение скорее 1980-х годов, чем 1850-х — наподобие тех церквей девятнадцатого века, которые, несмотря на все присутствующие в них черты средневековой архитектуры, довольно легко датировать эпохой королевы Виктории.
Я продолжаю узнавать новое о романе всякий раз, когда меня просят написать или рассказать о нем и когда я встречаюсь с читателями. И потому однажды я оказался в странном положении, когда сидел в книжном магазине в одном северном городе, где никогда не бывал раньше, и обсуждал вопрос неоднозначности сюжета с двумя страстными читателями, которые знали свидетельства в пользу и против разных интерпретаций гораздо лучше меня. Они затеяли ожесточенный спор по поводу концовки романа. И не только не сошлись во мнении относительно истинных мотивов и ситуации Генриетты, но и высказали прямо противоположные суждения о смысле последней фразы. Той самой, которая заставила моего университетского коллегу вернуться к началу книги. И при переводе которой на шведский, надо полагать, возникли серьезные трудности.