закрыты. Американец сидел на корточках рядом с ним, измеряя ему пульс. Меер присоединилась к ним.
— Малахай? Вы меня слышите? — спросила она.
Он открыл глаза, посмотрел на нее и сразу же заметил американца.
— А вы… что… здесь делаете? — Его голос был слабым, проникнутым болью, но связным.
— Мне нравится Бетховен, — усмехнулся американец.
— Настолько, что вы… приехали сюда аж из Нью-Йорка… чтобы послушать один-единственный концерт?
— А почему бы и нет? В Карнеги-Холл «Героическую» симфонию не исполняют.
— Так это вы следили за мной… на улице… в машине… Мне известны все ваши уловки. Это вы настояли на том, чтобы мне вернули паспорт, уверенный в том, что я отправлюсь сюда за флейтой, ведь так?
Американец ничего не ответил, потому что в этот момент как раз подоспели медики, и он отступил в сторону, пропуская их. Но Меер хотела знать ответ.
— Вы
— Похоже на то. По крайней мере, на этот раз.
— Вы его арестуете?
— Нет, отвезем в больницу. А что насчет вас? Вы не ранены? Вам не нужно показаться врачу?
Меер покачала головой.
— Кто вы такой?
— Специальный агент ФБР Люсиан Гласс, — ответил американец. — Из отдела по борьбе с преступлениями в сфере искусства. Примите мои соболезнования в связи с кончиной вашего отца. Мисс Логан, вы позволите мне помочь вам?
— Каким образом?
— Ну, судя по тому, как вы ее оберегаете, я могу предположить, что вам бы хотелось поместить флейту в надежное место.
— Да, — подтвердила Меер. — В надежное место.
Медики уложили Малахая на носилки на колесах. Пока они катили его к санитарной машине, Меер шла рядом, уверяя его в том, что все будет хорошо. Люсиан следовал за ней. Они подошли к машине. Медики стали открывать двери. Поморщившись, Самюэльс взял руку молодой женщины. Ту, которая держала костяной инструмент.
— Она настоящая, Меер. Я видел, как она действует.
— Но ведь при этом стольким людям пришлось страдать… разве вы это не видели?
Малахай ее не слушал.
— Она действует. Она подействовала на тебя, ведь так? Оттаяли все твои замороженные воспоминания. Можешь ничего не говорить, я вижу по твоим глазам. Ты вспомнила все, что должна была вспомнить, что пыталась вспомнить на протяжении долгих лет. В чем я не мог тебе помочь.
Меер кивнула.
— Но не так, как должна была бы вспомнить… это было ужасно…
Он по-прежнему ее не слушал. Его взгляд проникал сквозь нее насквозь. Наполненный невыносимой тоской, которую Меер еще никогда в нем не видела. И ее ужаснула эта тоска.
— А у меня не было ни одного воспоминания. — Горечь в словах Малахая была такой же черной, как и ночное небо над головой. — Ни одного…
Медики переложили психиатра в машину и сами запрыгнули следом за ним. В окно Меер увидела, как они засуетились вокруг него. Он был таким бледным. Словно угасал прямо у нее на глазах.
Завыла сирена, и машина рванула с места. Меер чувствовала позади присутствие агента ФБР, но не оборачивалась. Провожая взглядом отъезжающую машину, она сунула руку в сумочку и, нащупав флейту, достала ее. Каким бы поразительным ни было его действие, инструмент не стоил того, чтобы из-за него кого-то убивали. Чтобы из-за него кто-то умирал. Не потрудившись даже опустить взгляд, не колеблясь ни секунды, Меер подняла флейту высоко над головой и одним резким движением швырнула ее на мостовую, где старая, хрупкая костяная трубка разлетелась на многие десятки мелких осколков.
ГЛАВА 106
Я убежден в том, что такая вещь, как жизнь заново, действительно существует, что жизнь рождается из смерти и что души умерших существуют в настоящем.
Врач вышел через двустворчатые вращающиеся стеклянные двери в приемный покой.
— Мисс Логан?
Кивнув, она встала, готовясь выслушать то, что ей скажут. Сидевший рядом Люсиан Гласс тоже поднялся с места. Они провели всю ночь в приемном покое реанимационного отделения больницы, пока врачи боролись за жизнь Малахая Самюэльса. Однако находились они здесь по разным причинам.
— Опасность миновала, — сообщил врач. — Теперь он пойдет на поправку.
— К нему можно? — Голос Меер дрожал от облегчения: по крайней мере, Малахая она не потеряет.
— Мистер Самюэльс еще не отошел от действия наркоза, но вечером его уже можно будет навестить. Ближайшие несколько дней его будут мучить сильные боли.
— Хорошо, хоть кто-то пойдет на поправку, — заметила Люсиану Меер после того, как врач ушел.
Она подумала о своем отце. О Рут и докторе Сметтеринге. И о Николасе. Дожидаясь новостей о состоянии Малахая, молодая женщина позвонила в клинику Штейнхофа: сын Себастьяна никак не отреагировал на мелодию флейты. Он по-прежнему был заключен в свой собственный мирок. Фремонта и Себастьяна арестовали; вероятно, обоим придется провести в тюрьме по многу лет. Были и другие пострадавшие. В новостях сообщалось о тысячах радиослушателей, испытавших жуткие провалы в прошлое; многие из них до сих пор не пришли в себя. Кроме того, в давке в концертном зале пострадали сотни зрителей, вынужденных обратиться за медицинской помощью.
— Он полностью оправится от ранения, — заметил Люсиан, продолжая говорить о Малахае, — и предпримет новую попытку.
Меер покачала головой.
— Вы ошибаетесь.
— Я понимаю, вы не хотите мне верить, но этот человек опасен. Самюэльс одержим желанием получить в свои руки «инструменты памяти» и ради этого готов пойти на все, что угодно. Я по-прежнему убежден, что именно он виновен в попытке кражи камней, обнаруженных в прошлом году во время археологических раскопок в Риме. И тогда тоже погибли несколько человек.
— У вас есть доказательства его причастности?
На этот вопрос Люсиан мог не отвечать. Если бы доказательства были, Малахай не разгуливал бы на свободе.
— Я знаю его почти всю свою жизнь. Вы хоть представляете, скольким детям он помог?
— Одно другому не мешает.
Меер встала, собираясь уходить.
— Мой напарник ждет внизу, — сказал Гласс, тоже поднимаясь. — Нас попросили отвезти вас на кладбище.
— Мне не нужны провожатые.
