– И чем будешь заниматься-? Есть, спать, ублажать дочку торговца и нагуливать жир? Ты еще не старик. Оставь это до того дня, когда ослабеешь умом и не сможешь придумывать мошенничества, чтобы заработать себе на завтрак.
– Мошенничества?
– Вот именно. Мне известны желания твоего черного сердца. Отложи тогда венецианское серебро. – Аллегрето кивнул на ящики. – Что ты задумал ограбить?
– Ты всегда на шаг впереди меня, парень, – улыбнулся бандит. – Вот и скажи мне.
– Я пока недостаточно осведомлен. Есть гравировальная форма, не дошедшая до монетного двора. Где она? У кого? Часто ли монеты вывозятся из Монтеверде?
– Они не вывозятся. Мальчишку направили с севера. Он говорил, его отец главный тут на рудниках, если ты можешь этому поверить. Зовут Жан Зуфал или что-то в этом роде. Похоже, иностранец.
Аллегрето вдруг снова положил монеты на ладонь.
– Ты задумал вымогательство?
– Нет. Почтенный Жан Зуфал наверняка отправит меня в тюрьму, если я попытаюсь. Кто поверит мне, преступнику, а не приближенному Франко Пьетро?
Аллегрето долго смотрел на него, затем обласкал взглядом Элейн с головы до ног и улыбнулся ей.
– Тем не менее дело многообещающее, – сказал он Филиппу. – Да. Полагаю, мы сможем предъявить обвинение.
Из темноты за пределами лагеря донеслись крики, возня. Филипп отскочил в сторону, Аллегрето последовал за ним. Элейн тоже поднялась, увидев большого белого щенка, который прыгал вокруг людей, вышедших на свет из-за деревьев. Они толкали впереди себя какого-то человека. Она поняла, что это Дарио, когда тот посмотрел на Аллегрето и упал перед ним на колени.
Щенок подбежал к Элейн, прыгал на нее, пачкая грязными лапами ее юбки. Она лишь прижала его к себе, с тревогой глядя на сгорбившегося юношу.
– Маттео! – резко произнес Аллегрето.
Юноша покачал головой, склонившись лбом прямо в грязь.
– Сбежал, милорд.
Бандиты молча столпились вокруг. Даже женщины прервали работу, все замерли, слышались лишь треск костра и сдавленные рыдания Дарио.
– Что произошло? – Лицо Аллегрето превратилось в маску, черные глаза – в лед.
– На пересечении с тропой, ведущей в Авину, ночью, – ответил Дарио, не поднимая головы. – Мы нашли убежище в сельском доме. Ребенок плакал, я подумал, его надо согреть. Время у нас было. Хозяйка оказалась добрая. Мы поели. Милорд... я уснул... не заперев его.
Аллегрето схватил его за волосы, дернул голову назад и вниз.
– Ты нашел его?
– Я старался. Я потерял его след на окраине города. Он там, как я думаю. Я велел его отыскать и пришел сюда.
– Ты исповедался?
Лицо юноши помертвело. Он прижал обе руки ко рту, словно в отчаянной молитве. Элейн отпустила щенка, увидев, как Аллегрето потянулся за кинжалом. В его взгляде не осталось ничего человеческого. Дарио закончил молитву, перекрестился и вздохнул. Тело у него расслабилось, будто он заснул с откинутой головой. Лицо Аллегрето изменилось, пальцы сжали рукоятку, и он выхватил кинжал.
– Нет! – крикнула Элейн, шагнув вперед. – Отпусти его.
Все молчали. Дым костра медленно плыл над землей и поднимался среди деревьев к небу. Краем глаза она заметила, что бандиты смотрят на нее, однако не выпускала из виду Аллегрето. Он стоял, как изваяние. Безжизненное лицо, невидящие глаза. Потом толкнул голову Дарио вперед и отвел кинжал.
– Принцесса. – Холодно поклонившись, Аллегрето вложил оружие в ножны и ушел.
– Кто она? – спросил Филипп.
После того как Аллегрето покинул лагерь, никто с Элейн не разговаривал. Но когда на рассвете он вернулся, бандиты стояли вокруг черного кострища, глядя на нее с почтительным благоговением на заросших лицах. Такое выражение они видели у Дарио, когда тот на коленях полз к ней, чтобы поцеловать грязный подол юбки.
– Она тот человек, кто может подарить вам прощение, когда займет свое место в Монтеверде, – ответил Аллегрето. – Или прикажет заковать вас в кандалы и повесить за воровство на городских воротах.
Филипп подошел к ней и, обнажив голову, преклонил колено. Его кольчуга звякнула, когда он коснулся земли. Все бандиты сделали то же самое.
– Принцесса, – сказал он. – Да простят меня Бог и ваша светлость! Я не знал.
Такая почтительность привела Элейн в замешательство.
– Благодарю вас за гостеприимство. Тут нечего прощать.
Но Филипп оставался коленопреклоненным, и она поняла, что он ждет.
– Встаньте, – сказала Элейн по-французски. – Все.
Только Аллегрето стоял, глядя на нее. Она сомневалась, что он доволен.
