Он наверняка знал, о чем она думает, поняла она, когда к ней вернулась способность мыслить.
— Все ты делаешь для русского, — пробормотал он, одновременно с поцелуем извлекая из нее свой пенис и жемчужину. — И для меня… И ушел.
Через дверь? Через окно? Нет: Он до сих пор в комнате.
— Поймайте меня… если сможете, — насмешливо сказал он, и наступила тишина.
Ожившая тишина, полная образов того, что только что произошло между ней и ним.
Черт побери… Она была настолько измождена, что с трудом могла двигаться.
Черт бы побрал коварную жемчужину; черт бы побрал ее предательское тело.
Николас был прав, что все, что случилось, было для русского. Все, чему он ее учил, было для Питера.
Питер!
Они должны были поймать Николаса за пределами его комнаты…
Она спустила ноги с кровати, поправила ночную рубашку, нащупала халат и свечу.
Спички в руках дрожали, как будто у нее был паралич. И наконец — свет. И тени, странно удлиненные.
А Николас свободно разгуливал по ее дому — его дому? — выставляя их всех дураками.
Черт. Она побежала в холл, затем вверх по ступенькам в гостевое крыло, преследуемая колеблющимися тенями.
Все были там: ее отец, мирно спящий на одном из стульев вдоль стены, полусонные Виктор и Питер сидели на полу. Питер, завидев Элизабет, моментально вскочил на ноги.
— Он здесь? — задыхаясь, спросила она. Питер прижал палец к губам и прошептал:
— Конечно же, он здесь. Что за вопрос? Так и должно быть, Элизабет.
— Откуда ты знаешь?
— Мы не сходили со своих мест всю ночь.
А в чем дело?
— Проверь, действительно ли он у себя?
— А почему тебе понадобилось будить его посреди ночи?
Почему? Потому что он разгуливает по дому и ничто не может его удержать. Почему? Потому что он слишком легко согласился на заточение, затем явился к ней подобно привидению, выставив ее полной дурой, перебирала она в голове происшедшее.
— Чтобы… чтобы… Посмотреть.
— Я думаю, надо проверить, там ли он. Питер неуверенно взглянул на нее.
— Ну хорошо, тогда мы его разбудим. Тут проснулся Виктор:
— Что происходит?
— Элизабет интересуется местонахождением предполагаемого наследника.
Виктор в упор посмотрел на нее и сказал:
— У тебя есть причины. По крайней мере он понял.
— Да, у меня есть причины, — с благодарностью подтвердила она.
— Тогда мы выполним твою просьбу. Ему нельзя доверять даже на мгновение. Пойдемте…
Он отрывисто постучал в дверь, разбудив отца Элизабет.
Дверь отворилась; появился Николас, одетый лишь в штаны и не застегнутую рубашку, своим взъерошенным и небритым видом напоминая пирата.
— Что случилось, мои стражи? Элизабет? Надо же, весь личный состав пришел разбудить меня посреди ночи. А зачем?
— Чтобы убедиться, что вы здесь, — ответил Виктор.
— Так я здесь или нет?
— Не надо грубить, Николас, — сказал Питер.
— А вот я думаю, что я, наоборот, очень дружелюбно отнесся к вам, — заметил Николас. — Так мы закончили, Элизабет? — Он направил на нее пронзительный взгляд. — Ты удовлетворена?
Внутри нее все сжалось. Даже слишком удовлетворена, черт бы побрал его самодовольство.
— На сегодня, да, — пробормотала она.
— Нет ничего более убеждающего, чем человек, вырванный из объятий сна, — проворчал Николас. — Посмотри же на меня.
— Не будем, — подал голос Питер. — Что бы ты ни думала, Элизабет, он не мог покинуть комнату без нашего ведома.
— Именно так, — сказал Николас. — Видишь ли…
— Дело в том, что я не могла видеть… — пробормотала Элизабет, на середине фразы спохватившись и замолчав.
Слишком поздно. Питер услышал ее слова.
— Видеть что?
— У меня был тревожный сон, вот и все. Мне просто показалось кое-что.
— В доме, погруженном в темноту и тишину, может показаться что угодно, — сказал Николас.
— Тебе не стоит оставаться одной, Элизабет, — вставил слово Питер. — Особенно когда в доме присутствует незнакомец.
— Совершенно с вами согласен, тебе не стоит оставаться одной, — эхом отозвался Николас.
— Нет… — Виктор вышел вперед. — Мы должны серьезно отнестись к словам Элизабет. Этому человеку нельзя доверять. Поэтому кто-то из нас должен будет остаться в комнате Николаса и провести там остаток ночи.
— И кто будет добровольцем? — спросил Николас, не скрывая веселья. — Элизабет? Да, Элизабет с удовольствием заснет рядом со мной. Таким образом мы будем наверняка знать, не покинул ли я комнату. Давай, Элизабет, соглашайся.
Она покраснела.
— Черт возьми… — Отец Элизабет наконец вышел из себя, и Виктор преградил ему дорогу, прежде чем тот набросился на Николаса. — Мы и так потратили слишком много времени на этого… этого…
— Ну, хватит, хватит, — сказал Николас. — Давайте не будем опускаться до сквернословия.:
— Но Виктор прав, — заметил Питер. — Кто-то должен остаться в комнате Николаса до утра — может, все мы…
Николас пожал плечами.
— Я думаю, мне вполне хватило бы общества Элизабет, но… — заметив, как руки Питеpa сжимаются в кулаки, — я склоняюсь перед вашей мудростью.
— Боже мой, Боже мой… — донесся взволнованный голос Минны мгновением раньше того, как она сама появилась, высоко неся керосиновую лампу. — Что случилось? Что произошло?
— Ничего, ничего, — сказала Элизабет. — Мы просто проверяли, находится ли Николас в своей комнате.
Заявление прозвучало по меньшей мере глупо: где еще мог находиться Николас?
— А где еще он мог быть? — Голос Минны прозвучал голосом разума.
«…В моей комнате, преследуя меня, насмехаясь надо мной, доводя меня до оргазма», — говорила себе мысленно Элизабет.
«Неужели ты думала, что меня можно удержать?..»
— Думаю, Элизабет лучше провести остаток ночи в комнате Минны, — заявил отец Элизабет.
— Прекрасная идея, — согласился Николас. — Здесь и так поднято слишком много шума из ничего. Я на месте. — Его взгляд коснулся Элизабет, и она почувствовала себя пронзенной им. — Мы все на месте. А раз так, пора немного поспать.
— Действительно, иди с Минной, — проговорил Питер. — Увидимся утром, и ты расскажешь, что тебе показалось.
Она кивнула.
«…Ничто и никто не может меня удержать…»
Питер взял ее за руку.
— Мы все останемся здесь на ночь. Ничего не может произойти.
