сколько потребуется.
– Это невозможно, – покачал головой смотритель. – Если мы вынесем ее из камеры, это приведет к распространению заразы по всей тюрьме. К тому же преступница должна оставаться в Яме согласно приказу судьи.
– Ответ перед судьей буду держать я. Что касается заразы, то я знаю чрезвычайно сведущего аптекаря, который поможет больной. Этот человек примет все меры предосторожности и не допустит распространения лихорадки.
Тюремщик по-прежнему колебался.
– А кто перенесет ее наверх? Никто из моих людей не станет к ней приближаться. – Мы сами это сделаем, – ответил я после минутного раздумья. – Наверняка у вас в тюрьме есть черная лестница, которой мы можем воспользоваться.
– Хорошая камера будет стоить вам два шиллинга в сутки, – поджав губы, сообщил смотритель. – Я сам покажу вам, куда ее перенести.
Судя по огонькам, вспыхнувшим в его маленьких хитрых глазках, жадность пересилила страх перед опасной болезнью.
– Хорошо, – проронил я, хотя цена была грабительски высокой. Однако в создавшемся положении торговаться не приходилось. Я достал кошелек и протянул тюремщику золотую монету.
– Это плата за пять суток, – сказал я. – Ровно столько осталось до того дня, когда девушка должна вновь предстать перед судом.
Деньги оказались наиболее веским аргументом: смотритель довольно кивнул и спрятал монету в карман.
Подъем по узкой тюремной лестнице обернулся настоящим кошмаром. Нам пришлось преодолеть четыре этажа, дабы из Ямы перебраться в комнату, расположенную высоко в башне. Впереди со свечой в руке шествовал смотритель, следом Барак и Джозеф несли бесчувственную Элизабет, причем тело несчастной девушки едва не касалось каменных ступеней. Я шел за ними, наблюдая за причудливыми тенями, которые бросали на стены две бритые головы – Барака и Элизабет. От горячего, давно не мытого тела больной исходил тяжелый запах. Карабкаясь по крутым ступенькам, я чувствовал, что силы вновь оставляют меня. О том, чтобы идти этой ночью к колодцу, не могло быть и речи.
Наконец мы оказались в просторной комнате с большим окном, забранным решетками, но тем не менее распахнутым. В комнате стояла хорошая кровать с одеялом, на столе был приготовлен кувшин с водой. Одним словом, то было вполне подходящее помещение для состоятельного узника. Барак и Джозеф уложили Элизабет в постель. Она, казалось, не замечала ничего, что с ней происходит. Глаза ее по- прежнему были закрыты, с губ постоянно срывался едва слышный стон. Потом она тихонько пробормотала: «Сара, о Сара».
– Это та сумасшедшая бродяжка, которую увезли в Бедлам, – прошептал Джозеф.
– Возможно, если Элизабет поправится, она наконец нарушит свой обет молчания и расскажет нам, почему встреча с этой девочкой так ее расстроила, – предположил я. – А также поведает тайну, которую до сих пор предпочитала держать при себе. Надо признать, ее скрытность повлекла за собой уйму неприятных последствий, – добавил я с внезапной горечью.
Джозеф внимательно посмотрел на меня и тихо произнес:
– Иногда я тоже сердился на нее.
– Скоро здесь будет аптекарь, о котором я вам говорил, – сказал я, никак не отреагировав на его слова.
– Вы так щедры, сэр, – вздохнул Джозеф. – Сколько я вам должен?
– Не надо об этом, Джозеф, – оборвал я его, вскинув руку, – мы поговорим об этом после. Барак, вы наверняка валитесь с ног от усталости. Думаю, вам лучше пойти домой.
– Нет, я останусь, с вашего позволения, – возразил Джек. – Хочу узнать, сумеет ли ваш старый мавр ей помочь.
Странно и даже трогательно было видеть, что Барак так близко к сердцу принимает судьбу несчастной Элизабет. И все же мне не хотелось, чтобы он присутствовал при моей встрече с Гаем: банка с греческим огнем была спрятана в кармане моей мантии. – Нет, идите домой, – решил я настоять на своем. – Я вовсе не хочу, чтобы вы заболели тюремной лихорадкой. Нам предстоит еще много дел.
Барак кивнул и неохотно вышел из комнаты. В ожидании Гая мы с Джозефом хранили молчание, прислушиваясь к прерывистому дыханию больной.
Гай прибыл час спустя. Надзиратель лично проводил его наверх. Смуглое лицо нового посетителя так поразило его, что он еще долго таращился бы на старого аптекаря, не попроси я его оставить нас. Джозеф, которому я представил своего друга, был изумлен не меньше, чем надзиратель. Впрочем, Гай, казалось, не обратил на это ни малейшего внимания.
– Так значит, вот она, бедная девушка, чья горькая участь так тревожила вас, – произнес он, обращаясь ко мне.
– Да, – кивнул я и рассказал ему все, что мне было известно о болезни Элизабет.
Он задумчиво поглядел на лежавшую в забытьи девушку.
– Не думаю, что это тюремная лихорадка, – сказал он наконец. – При тюремной лихорадке жар обычно бывает еще сильнее. Пока я не могу определить, что это за недуг. Неплохо бы взглянуть на ее мочу. Где ее ночной горшок?
– В Яме, где она находилась до недавнего времени, узники мочатся прямо на солому.
Гай покачал головой.
– Попробую дать ей снадобье, которое ослабляет жар. Но прежде всего необходимо снять с больной это грязное платье и обтереть ее тело водой.