уйти.
И тут занавеска из выдубленной кожи, закрывавшая вход в дом советов, была отброшена и один из воинов, охранявших вход и по мере необходимости приносивших воду и табак, вошел в помещение. Подойдя к Пойманному, он что-то зашептал ему на ухо. Вождь воздел руки.
— Есть еще одно дело, — объявил он, — хотя оно не требует обсуждения. Гака, моя сестра, мать некоторых из вас и бабка и двоюродная бабка многих, больна. Ей был сон. Все присутствующие знают, какими сильными бывают ее сны, потому что она не раз помогала нам своими видениями. А теперь она увидела единственный способ, с помощью которого она сможет либо поправиться, либо благополучно пройти дорогу, ведущую в следующий мир. Она попросила об андак-ванде. Она просит ее сегодня, ибо ее нужда велика. — Пойманный помолчал, и на его губах появилась слабая улыбка. — Тонессу, которого она все еще называет по имени своего племянника Тагаем, просят возглавить церемонию.
— Но я ничего не знаю об этом!
Тагай увидел, что присутствующие повернулись к нему. На лицах вождей играла одинаковая улыбка, задержавшаяся и на губах Тододахо.
— Что такое эта андак-ванда? — повторил юноша. — Откуда я узнаю, что делать?
— Это… волшебство. Думаю, ты будешь знать. — При виде озадаченного лица Тагая улыбка вождя стала шире. — Идем со мной, племянник. — Тододахо протянул ему руку. — Пойдем, и ты увидишь.
Вечерняя звезда сверкала в небе, которое было наполовину оранжевым, а наполовину — синим. Пойманный повел Тагая из дома советов через центральную площадь поселка, а остальные разошлись к своим родам. Люди, окружавшие их, моментально начинали жужжать. Посланники разбегались во все стороны, чтобы передать новости в дома, где готовилась вечерняя трапеза. Перед вигвамом Гаки, служившим ему домом с самого приезда в поселок, Тагая ждал Сада и остальные воины рода Медведя.
Тододахо потащил Тагая в вигвам.
— Я все вам расскажу, когда вернусь, — отрывисто бросил он и сразу же откинул шкуру, закрывавшую вход.
Однако прежде чем вождь успел затолкать молодого человека внутрь, оттуда выбежали несколько девушек. Каждая поднимала голову, чтобы встретиться с Тагаем взглядом, а потом, краснея, отводила глаза. Он услышал, как они сказали ожидавшим воинам: «Андак-ванда». Раздался общий вздох изумления, но опускающаяся занавеска скрыла от него их дальнейшую реакцию.
Внутри было, как всегда, темно и душно: единственное отверстие наверху плохо вытягивало дым из очага. Пойманный провел Тагая через вигвам — туда, где на настиле лежала Гака. Верхняя часть ее тела была приподнята, и вокруг больной старухи лежало множество мехов, бобровых и медвежьих.
Тододахо плюхнулся рядом с Такой, взял ее за руку и очень мягким голосом спросил:
— Как ты, сестра?
— Лучше, если ты привел мне того, кто мне нужен. — Старая женщина всмотрелась в полумрак, и ее единственный зрячий глаз вперился в пространство перед Тагаем. — Это ты, племянник?
Тагай почувствовал, как наворачиваются слезы. В то недолгое время, которое он провел здесь, эта женщина была его семьей.
— Я здесь, тетя.
— Сядь рядом со мной. — Она поманила юношу к себе. — Нам нужно кое о чем поговорить.
Когда Тагай сел, Тододахо тотчас поднялся.
— Я вернусь с луной, сестра.
— Ты обо всем позаботишься?
— Да. — Он вздохнул. — Ведь у меня нет никаких важных дел.
Вождь ушел. Казалось, узловатая рука его тетки что-то ищет на шкуре, которой была укрыта больная. Тагай взял ее кисть и прижал к губам.
— Я плохо тебя вижу, Тагай. Но твое прикосновение я помню. Я не говорила тебе, что когда в первый раз тебя обняла, то словно снова оказалась рядом с твоим отцом?
— С моим отцом?.. — Тагай поднял голову. — Ты и мой отец…
— Ты же знаешь: таков наш обычай. Девушка может выбирать многих, пока не наступит день, когда она выберет единственного и станет его женой. А твой отец был одним из самых красивых мужчин, каких я встречала. Какое-то время мне казалось… — Гака вздохнула. — Но он всегда любил мою сестру, Сонозас, а она любила его, даже в те годы, когда они были детьми. — Старуха стиснула пальцы Тагая. — Но иногда я его вспоминаю. Его рука похожа на твою, его кожа была как твоя. И я помню все это, потому что он и я были призваны. Мы с ним были андак-вандой. Как и ты. Потому что я видела тебя в моем сне, когда побывала в вигваме моего народа на закате.
— Ты мне объяснишь, что это такое, тетя?
Гака закашлялась. Он поспешно поднес к ее губам фляжку с речной водой. Большая часть влаги выплеснулась ей на грудь, но приступ прошел.
— Ты знаешь обычаи нашего народа. Мы все живем здесь, близко друг от друга, так что по ночам нас успокаивает дыхание наших близких, спящих вокруг. Но ничего иного мы не слышим. Здесь мы спим и едим, здесь мы рассказываем наши легенды — но никогда не соединяемся в вигваме как мужчина с женщиной. Мы делаем это в лесах, на берегах реки или ручьев, в роще над скалами. Такое соединение — для двух людей, когда они вдали от других. Таков наш обычай.
Тагай мягко сказал:
— Я это знаю, тетя.
— Тогда знай и еще одно. Бывает один момент, и только один, когда мы не ищем укромного места вдали от посторонних глаз. Это — время трудностей, когда сон говорит одному из нас, посетившему мир снов, что нам нужен особый оки, особая сила. И эту силу могут дать только мужчина и женщина, которые будут вместе здесь, перед вигвамом. Этот призыв и есть андак-ванда. Твоего отца и меня так призвали один раз. А теперь я призываю тебя. Сегодня ночью.
Тагай покраснел, и его пальцам в ее руке внезапно стало жарко.
— Тетя! — пролепетал он. — Для меня честь быть избранным. Но ты нездорова. Разве это не следует отложить, пока тебе не станет лучше?
Единственный глаз устремился на него, всматриваясь в его лицо. Наступившее молчание затягивалось, и Тагай почувствовал, что краснеет все сильнее. На его коже начал выступать пот. А потом внезапно Гака рассмеялась, кашляя и задыхаясь. Новая порция воды помогла ей успокоиться, но она продолжала веселиться.
— Ох, Тагай! Бедненький мальчик! Ты решил, что я… — Старуха снова засмеялась. — Нет, племянник, хотя было время, когда красивый юноша вроде тебя… Но это неважно. — Она крепче ухватилась за его руку, чтобы приподняться на шкурах. — Нет, племянник. Ты призван — и призвана женщина.
К чувству облегчения примешалось еще одно, заставившее его покраснеть снова. Тагай видел в поселке немало незамужних женщин, и многие из них были красивы. Его мысли были отвлечены многочисленными проблемами, связанными с его возвращением в свой мир. Однако он был мужчиной, который всегда любил женщин. И когда Тагай заговорил снова, его голос стал звучнее:
— И кого ты избрала, тетя?
— Разве ты ее не видишь?
Возвышение, на котором лежала его тетка, находилось почти вплотную к стене. Вглядевшись, Тагай различил фигуру, которая стояла у стены все это время. Но при последних словах его тетки эта фигура вышла из теней.
— Тагай, — позвала она. — Медвежонок.
Он удивился — всего на мгновение. А потом удивление прошло.
— Анна, — отозвался он. — Белый Можжевельник.
Он стоял возле кипы кожаных одеял, наваленных на медвежью шкуру, которая была расстелена не в самом центре вигвама, а ближе к стене, у возвышения, где находилась постель его тетки. Вигвам, который был пустым в тот момент, когда они разговаривали, теперь заполнился людьми, мужчинами и женщинами. Их лица то появлялись, то исчезали в клубах дыма от табака, который они жгли на очагах. Они раскачивались и повторяли: «Хех-хех-хех-хех-хех» в ритме, который задавали погремушки из
