Солдаты выполнили приказание.
— Малеверер дал мне под начало двух безнадежных болванов, — пожаловался сержант. — У обоих одно на уме — как бы напиться до бесчувствия. Мне уже пришлось отобрать у них деньги.
Бродерик повернулся ко мне. Тонкое лицо показалось мне еще более изможденным, чем прежде, в свалявшейся бороде и длинных светлых волосах блестели брызги морской воды. Сейчас он походил не на молодого человека, а на иссохшего старичка. Стоило ему хоть слегка пошевелить левой рукой, лицо его искажала гримаса боли.
— Вы повредили руку? — спросил я.
— Ее повредила дыба, — усмехнулся Бродерик.
Неистовая ярость, некогда сверкавшая в его глазах, угасла, взгляд арестанта поразил меня своим спокойствием. Очевидно, со времени последней нашей встречи в умонастроении Бродерика произошла значительная перемена.
— Я слышал, в Хоулме вас едва не убили, — тихо произнес он. — На вашу жизнь покушалась невеста Бернарда Лока.
— Да, это так.
— Я немного знаю Лока. Он из тех людей, ради которых женщины готовы на все. Так вот, я хотел сказать вам, что не имею к покушению на вас ни малейшего отношения. Малеверер допрашивал меня. И при этом отнюдь не церемонился.
— Мне очень жаль. А в том, что Дженнет Марлин действовала в одиночку, я не сомневался.
Помешкав несколько мгновений, я заговорил вновь:
— Скорее всего, она уничтожила документы, за которыми охотилась. Если только ей удалось их заполучить.
Бродерик хранил молчание.
— Я полагаю, документы мог похитить кто-то другой и ныне они находятся в руках заговорщиков, — продолжал я. — Но Малеверер и слушать меня не захотел. Заявил, что все это пустые домыслы.
Взгляд Бродерика, устремленный на меня, стал более внимательным, но он по-прежнему не проронил ни слова.
— А как вы думаете? — не унимался я. — Согласны с тем, что мои предположения небезосновательны?
Ответа не последовало.
— Но вы не сожалеете о том, что Дженнет Марлин не удалось осуществить свое намерение в отношении меня?
— Я рад, что вы остались живы, — наконец разомкнул губы Бродерик. — Вы были ко мне добры. В тех пределах, в которых позволяла ваша миссия.
— Тем не менее вы убили бы меня, если бы это требовалось для осуществления вашей цели? — спросил я, глядя ему прямо в глаза.
— Без всякого удовольствия, — равнодушно произнес Бродерик. — Я не из тех, кто получает удовольствие при виде чужой смерти. Даже если эта смерть необходима для дела. Как мне кажется, вы тоже не слишком кровожадны.
— Мистрис Марлин заявила, что моя смерть ей необходима. Как и смерть бедняги стекольщика. Признаюсь, мне противна сама мысль о том, что человеческая жизнь может быть жертвой, принесенной на алтарь какой-либо цели.
— Вот как? — Бродерик саркастически ухмыльнулся. — Однако вы согласны с тем, что моя смерть необходима для процветания и благополучия Англии. В противном случае вы отказались бы выполнять поручение Кранмера.
В ответ я лишь сокрушенно вздохнул.
— Почему вы взялись за столь гнусную миссию? — настойчиво вопросил Бродерик. — Ведь вы совсем не такой, как эти бессердечные скоты Малеверер и Редвинтер.
— Я многим обязан архиепископу и считал себя не вправе отказаться от его поручения.
Несколько мгновений мы оба молчали.
— Напрасно они думают, что пытками вынудят меня заговорить, — едва слышно проговорил Бродерик.
— Под пытками говорят все, сэр Эдвард, — ответил я так же тихо.
— Только не я.
Губы его тронула едва заметная улыбка, от которой по спине у меня пробежал холодок. То была улыбка человека, знающего, что ему предстоит.
— Они ничего не добьются. И помните, что я сказал вам, мастер Шардлейк. Время короля-еретика подходит к концу.
Он смотрел на меня едва ли не с сожалением.
— Знаете, я часто думаю о том, что вы могли бы стать одним из нас. И может, так оно и случится.
Сделав вид, что не расслышал этих слов, я повернулся и подошел к сержанту Ликону.
— Никогда раньше я не видел его таким спокойным, — заметил я.
— Да, его не узнать. Сказал он что-нибудь важное?
— Лишь заявил, что никакие пытки не заставят его заговорить.
— Он ошибается.
— Так я ему и сказал.
Я направился к люку, ведущему вниз. Редвинтер по-прежнему стоял, облокотившись на перила, и глядел на море.
Вечером после ужина я сидел на палубе и наблюдал, как солнце опускается за горизонт. На море царил почти полный штиль, корабль лишь слегка покачивало. Впрочем, багровый закат и тучи, затянувшие небо, предвещали перемену погоды.
«Будем надеяться, на нас не обрушится новый приступ ненастья», — мысленно пожелал я.
Тамазин на палубе не было, а Барак, стоя поодаль, болтал со слугами.
Вскоре поднялся ветер, наполнивший паруса и позволивший кораблю двигаться быстрее. Я был рад, ибо хотел поскорее оказаться в Лондоне — прежде всего, из-за Джайлса, силы которого заметно таяли.
Почти все пассажиры высыпали на палубу. В наступивших сумерках смутно вырисовывались силуэты, закутанные в плащи. Кто-то дремал, кто-то играл в карты или шахматы. До меня доносились обрывки приглушенных разговоров.
Из люка высунулась голова еще одного человека, пожелавшего подышать свежим воздухом. Под шапкой, усыпанной драгоценными камнями, я узнал острые черты Ричарда Рича. Погрузившись в задумчивость, он прошествовал по палубе. Матросы торопливо отскакивали прочь, уступая ему дорогу. Поравнявшись со скамьей, на которой сидел я, он на мгновение вскинул голову и встретился со мной взглядом. Губы его искривила многозначительная зловещая ухмылка. Затем он подошел к люку и двинулся вниз по лестнице.
Стоило Ричу скрыться из виду, ко мне подскочил Барак.
— Как надоел этот сукин сын, — прошипел он.
— Да уж, — кивнул я, тронутый его беспокойством.
— Он сказал вам что-нибудь?
— Только бросил злобный взгляд. Думаю, мне пора спуститься в каюту.
— Да, холод пробирает до костей.
— Я весь покрылся мурашками. Но никак не могу понять, холод тому виной или взгляд Рича.
На нижней палубе царила тишина. Проходя мимо дверей Бродерика, я с неудовольствием отметил, что солдаты, стоящие в карауле, угощаются пивом из большой фляги, которую они передавали друг другу. Заметив меня, один из них попытался спрятать флягу за спину. Я нахмурился и вошел в свою каюту. Едва опустившись на койку, я услышал в коридоре громкие голоса и приоткрыл дверь. Двери других кают тоже раскрывались, оттуда выглядывали удивленные лица.
— Какого черта вы наливаетесь пивом прямо на посту?
Сержант Ликон, побагровев от ярости, едва не набрасывался на своих подчиненных с кулаками.
