Потом он выпустил ее руку и, подняв на нее красивые голубые глаза, промолвил:
— Я голоден.
Молодая графиня мгновенно успокоилась.
Она устремила на него удивленный взгляд.
Он объявил:
— Я сделаю для вас такие брыжи, каких вы добивались от вашей швеи, перед тем как избить ее и обречь смерти.
Так он и поступил. Молодая графиня де Хорнок смотрела на него, не в силах произнести ни слова. Кружево золотого плетения сияло неописуемой красотой. Он собственноручно пришил его к вороту платья молодой женщины. Теперь она походила на королеву или на святую. Спустя пять минут все было готово.
— Это вам не кольцо, — заметил он. — Это воротник.
Но молодая графиня по-прежнему сидела молча, словно язык проглотила, и только смотрела на него во все глаза.
Устремив на нее пристальный взгляд, незнакомец повторил:
— Я голоден.
Тогда она самолично проводила его на кухню.
Графине де Хорнок выпала честь открыть бал в паре с эшевеном. Выступая в танце, она вдруг почувствовала, что золотые брыжи сжимаются вокруг шеи и душат ее. Мало-помалу ее охватило странное ощущение, от которого краска бросилась ей в лицо. Чем туже стягивался воротник вокруг ее шеи, тем шире при каждом пируэте раскрывались губы ее лона. А ей пришлось танцевать с главными советниками города Антверпена, с каждым по очереди.
Постепенно она начала истекать горячей влагою. Она видела это по следам, остававшимся позади нее во время танца. И это повергло ее в сильное смятение. Она отвела взгляд от своего кавалера, и тут ее глаза встретились с глазами сеньора де Хель, стоявшего в дверях. Он был великолепен. Его камзол сиял золотом. Золотая перевязь обвивала его талию, ниспадая на золоченые ботфорты. Однако сапоги эти были так грязны, словно он долго бродил по полям или по берегам болот. За его спиной сквозь распахнутые окна виднелись в ночной тьме воды Эско и корабельные мачты. Над гаванью сияла луна. Она поблескивала на мелкой зыби у причала, где стояли шхуны. Она искрилась на гребнях высоких волн, разбивавшихся об их корпуса.
Он снял шляпу, обнажив голову.
И его седые волосы окружили голову белоснежным туманным нимбом.
Молодая графиня оставила своего кавалера.
И подошла к сеньору де Хель.
Он не шагнул ей навстречу. Только протянул руки.
И она вложила в них свои руки.
Он прошептал:
— У вас пылает лицо.
Обе руки молодой женщины тоже горели, как в огне.
— Знаете, ваш воротник слегка сжимает мне шею, и от этого лоно мое испускает влагу.
— Сейчас я распущу вам брыжи.
— Нет, прошу вас, оставьте. Я хочу вас.
Желание сжигало ее. Она крепко сжала его руку, чувствуя, как разбухшие губы ее лона трепещут у нее между ног.
— Пойдемте, пойдемте скорей! — прошептала она.
Вдвоем они вышли на террасу. Укрывшись за северной дозорной башней, она пылко обняла его. Запустила руку в разрез его штанов.
И обнажила его член — желтый, длинный, напруженный и вместе с тем мягкий.
Но хотя лоно графини и было влажно, губы его вдруг тесно сомкнулись. И сеньор де Хель смог проникнуть в нее лишь после нескольких бесплодных попыток. Когда ее пронзила дрожь наслаждения, она высунула свой красный язык, желая просунуть его в рот мужчины, но он так и не раздвинул губы, и графине не удалось узнать вкус его слюны.
Ей не удалось даже крикнуть.
Ей не удалось даже перевести дыхание. Внезапно она рухнула на пол в непроницаемом ночном мраке.
Поутру молодую графиню де Хорнок стали искать по всему замку и в конце концов нашли ее распростертою на полу террасы, за дверью северной дозорной башни. Ее великолепное платье задралось, обнажив тощие ноги. Люди подбежали, закричали. С графини сняли брыжи, расшнуровали лиф. И стали нажимать руками на ее грудь и бока, чтобы заставить дышать. Однако вернуть ее к жизни так и не смогли. Бросились на поиски портного. Но ни его самого, ни его коня нигде не было. Все радовались тому, что молодая графиня отдала богу душу. И устроили поминки из остатков праздничного пира.
Глава XXIV
Один человек, живший в Новой Англии, изобрел необыкновенную вещь — двойную зубчатую застежку из позолоченного металла. Он придумал для нее название, на которое его натолкнул вид молнии, падающей с неба огненными зигзагами. Он так и сказал:
— Я назову тебя застежкой-молнией.
Звали его Уайткомб Джадсон. В начале 1891 года он выпустил свое изделие в продажу.
Гомер и Пиндар называли словом
Точно так же крыса застывает при виде широко разверстой змеиной пасти, которая повергала ее в ужас во сне, еще до того, как она увидела ее перед собою воочию.
Она застывает, точно в экстазе.
И тогда крыса принимает в пасти змеи ту давнюю, более расплющенную форму, которая поджидала ее в пространстве и которую она до этого провидела в ночном мраке.
К концу 1891 года застежку-молнию мистера Джадсона приобрели одиннадцать покупателей.
В 1892 — двадцать два.
В 1893 — тридцать три.
В 1894 — сорок четыре. И так далее.
В 1900 их было сто.
В 1901 Уайткомб Джадсон объявил о банкротстве фирмы
В 1909 Уайткомб Джадсон умер. Перед этим его жена вошла в спальню, и он взял ее за руку Крепко сжал ее пальцы в своих. И спросил, помнит ли она, что когда-то, около двадцати лет назад, он придумал соединить между собой попарно золотые зубчики таким образом, чтобы они не могли расцепиться. От этого изобретения осталось какое-то дурацкое название, напоминавшее о грозе.
Глава XXV
